Я, правда, спросил: не напоминает ли этот барельеф грузинку, но быстренько заткнулся под добрым взглядом тестя. Больше он вслух не распространялся, но через пару недель и это изображение чем-то не устроило тонкий вкус Леонарда. После этого я повез на кладбище вторую голову тещи, прибалтийского происхождения, а затем — очередную, выполненную в Армении. Последнее изваяние наконец-то устроило придирчивого тестя, и директор кладбища облегченно вздохнул, поняв: архитектурные работы под предводительством чуть ли не постоянного клиента не превратятся в очередную стройку коммунизма на вверенном ему партией минимум за пятьдесят тысяч народнохозяйственном комплексе.

На этом кладбище я похоронил и самого Вышегородского, рядом с его женой, хотя директора все-таки не выперли с работы. Он, правда, пытался что-то потошнить против моего нелегкого характера, когда скульпторы вылезли на монумент секретаря обкома и лепили к памятнику тещи изображение самого Вышегородского. Я небрежно заметил директору: к проклятому тоталитаризму нет возврата, и вообще сейчас модно топтаться на могилах партийцев в прямом и переносном смыслах, а также добавил ему сверх заплаченного пару копеек из-за морального ущерба по поводу вверенного имущества. Директор схватил деньги со скоростью изменения общественных приоритетов и всем своим видом стал наглядно доказывать: теперь скульпторы вполне могут использовать памятник известного композитора, чтобы забраться повыше со светлым мраморным ликом куда более выдающегося современника.

В отличие от тестя, я оказался не столь капризным в вопросах монументального искусства, и его голова меня вполне устроила с первого захода к памятнику. Тем более, мраморное изображение тестя так было похоже на татарина, как и на него самого.

Зато дальнейшая судьба привередливого директора в конце концов сложилась самым традиционным образом. Его не стали, как при проклятом застое, пугать до смерти конфискацией партбилета и личного имущества, возможностью выйти на пенсию из-за решетки, а уволили с доходного места при помощи автоматной очереди. Вот как, без всякой долгой канители и вероятной судебной тягомотины, быстро и надежно совершаются кадровые перестановки в наши демократические времена.

Благодаря приятным воспоминаниям дорога к санаторию оказалась короткой. Я не очень удивился, что добрался сюда немного раньше майора Саенко.

Честный мент отчего-то не решился встретиться со мной в райотделе, лишний раз доказывая: некоторые врачи всегда готовы оказывать традиционную помощь милиции ради максимального оздоровления общества. Вот отчего мы встретились в кабинете главного врача, наверняка являющегося по совместительству пламенным патриотом, согласно чувству долга и подписке о сотрудничестве.

Не пришлось долго гадать, почему майор решил увидеться со мной в санатории. Только из-за трепетного отношения к службе, основанной на хорошо поставленной оперативной информации. К тому же честный мент изо всех сил старался помочь знающему его с лучшей стороны генералу в борьбе с отдельными ментами, позорящими звание мусоров.

— Я надеюсь, что все это... — начал майор Саенко молитву о предохранении, одновременно протягивая плотный конверт.

— Конечно, все строго между нами, — обнадеживаю офицера и делаю значительную паузу, прежде чем добавить: — Я ознакомлюсь с документами, а затем...

Олег затоптался с ноги на ногу, как будто ему срочно приспичило проверить оперативную обстановку в местном сортире. Быть может, он думал, взамен конверта я выдам очередные двадцать пять тысяч штук — и тогда можно окончательно радоваться результату работы, бежать домой, чтобы поделиться с бизнес-вумен приятно шуршащим свидетельством того, что очередной трудовой день честного мента был прожит не зря.

Денег от меня он не дождался. Я не привык окончательно рассчитываться за котов в мешках, даже если их предлагают к продаже весьма компетентные товарищи. И в самом деле, вдруг сведения Саенко стоят не пятьдесят тысяч, а всего лишь сорок пять? Я уже не говорю о том, что содержимое конверта вообще может потянуть исключительно на цену праздничного набора костей для ветеранов труда перед майскими праздниками.

— Завтра вечером зайду, — сообщаю майору, когда он может рассчитывать на окончание сделки.

— А документы?

— Не волнуйся. Если стоящие, при себе таскать не буду.

Олег откровенно улыбнулся, узнав о моих сомнениях. По его победоносному виду я уже ни секунды не сомневался: раздобытые материалы хранят много приятных сюрпризов для полковника Нестеренко и, конечно же, заставят — это уж моя забота — подергаться Вершигору. Насчет генерала я не распространялся, да и порядок есть порядок. Нужно же, в конце концов, убедиться, чего стоит товар, и лишь затем полностью рассчитаться.

Честный мент снова стал серьезным и поинтересовался своей страховкой:

— При себе таскать не будешь?

— Не буду, сказал уже.

— Земеле отдашь?

— А кому еще? — искренне удивляюсь я и тут же реагирую на приглушенный писк соловья в боковом кармане пиджака.

— Ну чего там? — решительно рявкаю в трубку, прерывая монотонные причитания Бойко. —Хорошо, Игорь. Понял. Что ты говоришь? Да замолчи ты! Я и без этого догадался... Вот именно, чистый фуфель! Ладно, скоро буду. Пока.

— Когда едешь? — поинтересовался старший офицер милиции, сопровождая взглядом неандертальца исчезающий в недрах пиджака радиотелефон.

— Да вот, приму ванну, отдохну. Завтра завершу курс лечения, зайду к тебе, а потом можно и домой. Больше мне здесь делать нечего.

— На работу, значит?

— Выходит, так. Думал еще отдохнуть, но чувствую, дел накопилось...

— Ну тогда давай, до завтра, — попрощался Олег и снова напомнил: — Да, ты смотри, документы...

— Я их вместо ванны просмотрю. На месте, рискну здоровьем...

— Что ты имеешь в виду?

— Как что? Пропущенную процедуру.

— Понятно, — улыбнулся майор, и мы вышли из кабинета.

От стены мгновенно отлепилась фигура командира местных гиппократов, с утра до ночи ежедневно горящая на рабочем месте ради оздоровления поголовья трудящихся и криминогенной обстановки общества. Майор Саенко одарил доктора строгим всепонимающим взглядом, и главврач молча заспешил в свой кабинет, словно там уже вовсю шла раздача гуманитарной медицинской помощи.

Олег Валентинович отправился нести свою нелегкую службу по охране закона от преступных посягательств нашей действительности, а я заперся в ванном отделении, тут же прикурив сигарету. Сон буквально затягивал в липкую паутину среди теплой, заставляющей невольно расслабляться, ванной комнаты. Вообще-то здесь курить не положено, мне об этом прочитала целую лекцию одна девушка пенсионной внешности в первый день пребывания в санатории. Однако после того, как я поблагодарил ее за столь высокую заботу о здоровье пациента с помощью двадцати долларов, и эта строгая девушка, и ее еще более страшная сменщица великодушно позволили больному вести себя самым привычным образом.