Они сидели на ковре перед камином, соприкасаясь коленями. В камине, освещая их, ярко горел огонь. Остальная часть комнаты была погружена в темноту. Весь мир сузился до этого освещенного пятачка, где их было только двое и где Джеку предстояло поведать Мери старую историю.

— После того как я наконец согласился на женитьбу, — начал Джек, взяв руки Мери в свои, — Август рассказал о том, что случилось семнадцать лет назад, в тот год, когда ты появилась в нашем доме, Мери, и он стал твоим опекуном. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала, но я не смогу быть с тобой, если не расскажу тебе, что меня останавливало.

Он сделал паузу. Как же ему не хотелось рассказывать! Но он знал, что между ними больше не может быть секретов. Иначе не останется ни малейшего шанса на то, что они могут стать счастливыми.

— Твой отец, Уильям Фэрфакс, потерял жену при родах. Точно так же как Август потерял свою, когда родился я, хотя моему отцу это было на руку в отличие от Фэрфакса, для которого смерть жены была большой утратой. Каким-то образом схожесть произошедшего сблизила наших отцов. Твой отец взял с Августа слово стать твоим опекуном, если с ним что-нибудь случится. Я думаю, что Август намеренно добивался его расположения — я даже в этом уверен. Потому что твой отец был очень богатым человеком.

Он жил в Сассексе, а твоя мать, между прочим, была дочерью барона и племянницей герцога. Семья твоей покойной матери какое-то время пыталась забрать тебя у отца, а позже — у Августа. Но в конце концов отцовское завещание оказалось сильнее по закону, и ты потеряла свою семью. Ты никогда никого из них не видела, Мери, сейчас они все умерли. — Он сочувствующе сжал ей пальцы. — Ты так много потеряла. Поместье, в котором ты родилась, отошло к дальнему родственнику твоего отца. За эти годы ты лишилась наследства, приданого, права войти в высшее общество и сделать великолепную партию.

У Мери задрожала нижняя губка, и сердце Джека ёкнуло: его история еще не окончена, ей предстоит услышать вещи и похуже.

— Через месяц после того, как твой отец сделал Августа опекуном, произошел несчастный случай на охоте. Один из егерей, несших ружья, споткнулся, и его ружье выстрелило. Пуля попала твоему отцу в спину, и он скончался.

— Это правда был несчастный случай, Джек? — спросила Мери. Сколько на нее обрушилось! Так постепенно раскрывалась ложь Генри Шерлока. Мери всегда отличалась здравомыслием и сейчас была готова выслушать все до конца, и немедленно.

— Нет, Мери, это не был несчастный случай. Все организовал Август. Он нанял человека, который застрелил твоего отца. — Джек закрыл глаза, и перед ним предстало злобное лицо Августа в момент признания. — Через несколько дней после похорон тебя привезли сюда и спрятали, а Август начал проматывать твои деньги. Теперь ты поняла, Мери? Вся твоя жизнь изменилась из-за моего отца. Ты стала сиротой, выросла в нищете. Рано или поздно тебя изнасиловал бы кто-нибудь из пьяных гостей Августа.

Если бы не Август Колтрейн, у тебя была бы совсем другая жизнь. Вот почему я сопротивлялся нашему браку. Вот почему я все пять лет старался забыть о тебе, хотя в глубине души всегда знал, что люблю тебя. За пределами Колтрейн-Хауса лежит целый мир, который тебе предстоит узнать. Ты этого заслуживаешь. Как бы я ни хотел, чтобы ты осталась, я не могу допустить, чтобы ты оказалась запертой здесь. Я хочу, Мери, чтобы у тебя было все. Все, что ты заслуживаешь, что мой отец у тебя отнял. И чего тебя лишил я, согласившись на наш фиктивный брак.

Мери покачала головой и вздохнула.

— Ах, Джек, ты прав. Ты — идиот. — Она подвинулась к нему поближе. — Ты когда-нибудь прислушиваешься к себе? Ты слушаешь по-настоящему, что тебе говорят другие? Всего несколько минут назад я сказала, что люблю тебя, хотя была в полной уверенности, что теряю тебя. Кажется, и ты сказал, что любишь меня. Не так, как раньше, а по-другому. Как любят друг друга мужчина и женщина.

Он сделал попытку оттолкнуть ее, хотя на самом деле ему хотелось прижать ее к себе. Он старался быть разумным.

— Мери, тебе нужно время, чтобы обдумать то, что я тебе рассказал. Иначе я не смогу с чистой совестью…

Она ладонью закрыла ему рот.

— Если не возражаешь, я предпочитаю, чтобы ты помолчал. Мне надо кое-что тебе сказать.

Джек неохотно кивнул. Она убрала руку и улыбнулась.

— Ты рассказал мне очень печальную историю, Джек. Ужасную историю о людях, которых я никогда не знала, о жизни, которую я даже представить себе не могу. Мой единственный дом — Колтрейн-Хаус. Другого у меня нет, как нет и другой семьи, кроме тебя. Но я всегда желала именно этого, ничего другого мне не было нужно. Не говори мне, какая бы у меня могла быть прекрасная жизнь в каком-нибудь другом месте. Да я не отдам ни одного дня, проведенного здесь, ни за какие блага на свете. Я сохранила Колтрейн-Хаус для тебя, Джек, и для себя. Колтрейн всегда был частью тебя, и даже когда я тебя ненавидела, я все равно тебя любила. Сначала детской любовью, потом любовью взрослой женщины. Когда Генри рассказал мне… — Мери на секунду запнулась от волнения, но потом взяла себя в руки. — Я хотела умереть, Джек. Пойти куда глаза глядят и умереть. Убежать куда-нибудь далеко, как когда-то это сделал ты. Я думала, что поняла тебя: тебя гнал стыд. Но я никогда не испытывала стыда за себя до сегодняшнего вечера. А после того, что я узнала от Генри, мне было стыдно смотреть тебе в глаза, даже просто увидеть тебя еще раз.

Джек погладил Мери по щеке.

— Если бы ты уехала… уехала, не сказав ни слова, без объяснения…

— Мы могли бы потерять еще пять лет.

— Никогда. — Он подвинулся ближе, чувствуя, что боль отпускает его сердце. — Я бы поехал за тобой на край света.

— Да, ты — мужчина и мог бы так поступить. А нам, бедным женщинам, не позволено просто так разъезжать по белу свету, посещая всякие экзотические места.

— Ладно, сдаюсь. Филадельфию все же можно назвать немного экзотической. — Джек придвигался все ближе и ближе, пока их губы почти соприкоснулись.

— Может, когда-нибудь мы поедем туда вместе, и я смогу сама в этом убедиться, — прошептала она и закрыла глаза.

— Хорошо, — согласился он, хотя и не был уверен, что это когда-либо произойдет. К тому же ему — чисто по-мужски — не понравилось, что эта идея пришла в голову не ему, а Мери. — Но только после того, как мы придушим Генри Шерлока. — Перестав бороться с самим собою, он приник к ее губам.

Его поцелуй был нежным: ведь это была его Мери, его сокровище, его любовь. Она всегда принадлежала только ему. Он будет защищать ее, заботиться о ней, никогда не причинит ей боли. Никогда.

Джек поднял ее на руки, отнес на кровать и положил среди наваленных там шелка и кружев. Потом лег рядом и начал целовать ее волосы, щеки, тело.

А потом губы.

Он мог бы целовать эти губы всю жизнь. Сначала он обвел кончиком языка ее верхнюю губу, потом взял в рот нижнюю и стал втягивать ее, пока не почувствовал, что она улыбается, не услышал ее тихий смех. Она обвила его руками за шею, и он опустился на нее, убедив раскрыть рот и впустить его язык. Вздохнув, она уступила.