— Она согласилась сойтись с Ахиллом в поединке один на один, — пояснил Приам. Руки его дрожали. — Не к добру это. Ох, не к добру!

Андромаха, молодая вдова Гектора, стояла рядом. В лице ее читалась тревога.

— Ну как Пентесилея надеется победить этого здоровенного медведя, если даже мой доблестный муж с ним не совладал?

— Нет-нет, милая, Гектор скоро вернется и всех нас спасет. — Голос Гекубы срывался, но она лучезарно улыбалась всем вокруг. — Мой сын скоро будет здесь, не бойтесь! Скоро твой муж снова тебя обнимет!

Андромаха закусила губу и судорожно сглотнула. Мирине было отчаянно жаль молодую вдову: жить под одной крышей с Гекубой и постоянно слышать такие речи — как это для нее, должно быть, мучительно!

Мирина отвернулась и вновь стала наблюдать за Пентесилеей, вспоминая, как они проговорили всю ночь напролет и как подруга настаивала, что ей необходимо сразиться с этим первым среди воинов. Елена сказала правду: верхом на Буре, вооруженная луком, с колчаном, полным стрел, Пентесилея была неуязвима, но пешая она — просто-напросто высокая и статная девушка против сущего великана, что не имеет себе равных в метании копья.

Поединок происходил в пределах четко очерченного круга. Агамемнон, мрачный как туча, зато блистающий великолепием в своей роскошной золотой броне, стянул с головы шлем, уверенный, что пока длится схватка, самому ему ничто не угрожает. Его брат Менелай, рыжий и коренастый, поступил так же, однако он то и дело отвлекался от поединщиков и до боли в глазах вглядывался в лица стоящих на Южной башне. Мирина, не удержавшись, оглянулась на Елену: спартанская царица с благодушным любопытством глядела вниз, на человека, что некогда был ее мужем.

В толпе взволнованно загомонили. Пентесилея приняла из рук Энея копье — и шагнула к противнику.

Мирина опустила голову и закрыла лицо ладонями: Пентесилея кругами ходила вокруг Ахилла. Но ничего не видеть и слышать лишь тишину было еще хуже, так что, стиснув зубы, девушка заставила себя наблюдать за поединком. При всем своем высоком росте Пентесилея казалась изящной ланью, наступающей на льва. Ахилл громко расхохотался, даже не думая готовиться отражать удар, но вот внезапно Дочь бога Войны раскрутила над головой копье и обрушила его вперед, целя Мирмидонцу в плечо, так что тот волей-неволей вынужден был пригнуться. Зрители задохнулись: Ахилл неуклюже прянул вбок, Пентесилея пантерой метнулась к нему. Может статься, у Пентесилеи все-таки есть шанс? Она ведь куда легче двигается, тверже стоит на ногах… Не дожидаясь ответного удара, воительница вновь храбро рванулась вперед и на сей раз попала-таки противнику в плечо. Но копье отлетело от брони, не причинив Ахиллу ни малейшего вреда.

Мирина неотрывно глядела вниз с башни. Этот человек закован в броню с ног до головы, ни кусочка плоти не видать. Как Пентесилея, при всей ее ловкости, отыщет хоть малую щелочку в этой непробиваемой раковине?

Ахилл, не на шутку разозленный, наконец-то обнажил меч и обрушился на девушку всей своей мощью. Насмешничать ему явно расхотелось. Пентесилея с легкостью уворачивалась от его неуклюжих выпадов. Вот она выхватила из-за пояса свой собственный меч, с силой размахнулась им — но клинок лишь тяжело ударился в броню и вильнул в сторону.

Отчаянный, смертоносный поединок все продолжался, противники наносили друг другу удар за ударом, оглушая, кромсая и круша, пока из-под иссеченной кожаной брони Пентесилеи не потекла кровь. Доспехи Ахилла защищали его от ран, но полученные им удары наверняка оставляли болезненные синяки.

Солнце катилось по небу назначенным путем, а Пентесилея все еще рубилась с Ахиллом. Вот она сделала ложный выпад вбок — и великан, не устояв, рухнул наземь. Падение, верно, причинило ему немалую боль, он поднялся, рыча от ярости, и вновь схватился за копье. Метнул его, вложив в бросок всю свою недюжинную силу — и острие впилось Пентесилее в горло.

С Южной башни донеслись крики отчаяния. Мирина протолкалась сквозь толпу, стремительно сбежала вниз по ступеням и через Южные врата поспешила туда, где на земле распростерлась ее подруга.

На поле боя царила гробовая тишина — от нее кровь в жилах стыла. Мирина неслась со всех ног, сердце ее неистово колотилось в груди, горло сжималось; воздуха не хватало. Лишь на подступах к кругу, в котором происходил бой, она замедлила шаг. Пентесилея была мертва. Смерть, по всей видимости, наступила мгновенно, по крайней мере, мучиться ей не пришлось.

Мирина остановилась, не сводя глаз с погибшей. Ахилл снял шлем, склонился над Пентесилеей, осторожно извлек копье. Эта его нежданная сочувственная мягкость взбесила Мирину еще больше: теперь-то чего церемониться?

Ахилл между тем опустился на одно колено и бережно снял с Лунной Всадницы блестящий кожаный шлем, открывая взгляду юное лицо Пентесилеи и великолепные изображения пантер на щеках. Ее длинные темно-русые волосы рассыпались по земле блестящей волной: само воплощение здоровья и жизненной силы.

Многие ахейцы потрясенно охнули и зашептались:

— Вы только поглядите на нее!

— Совсем молоденькая!

— Какая красавица!

— Такая нежная — и так свирепо рубится!

Закаленные в боях воины стояли неподвижно, склонив головы. На краткое мгновение в лицах их отразился стыд. Мирина дрожала от ненависти и горя, руки сами собою сжались в кулаки, по щекам катились слезы. Внезапно какой-то пехотинец, гнусно ухмыляясь, шагнул ближе. Плотоядно поглядывая на поверженную воительницу, он нагнулся к самому ее лицу:

— А ну-ка поцелуи меня перед смертью, красотка!

— Только посмей до нее дотронуться — я тебе кишки выпущу и на блюде подам, — прошипела Мирина, выхватывая из-за пояса ноле.

Ахилл шагнул назад, выругался. И двинул пехотинца в висок закованным в броню локтем.

— Да у нее в мизинце больше храбрости, чем во всей твоей поганой туше! — прорычал он.

Но ответа ему не было. Негодяй рухнул наземь и застыл неподвижно, так же, как и Пентесилея.

Мирина медленно вышла вперед, опустилась на колени, обняла подругу, принялась баюкать ее, не обращая внимания на кровь, что текла по ее и без того запятнанной одежде. Долго сидела она так, мягко покачиваясь взад-вперед и не обращая внимания на гигантскую фигуру Ахилла, возвышавшуюся над нею — так близко, что девушка видела, как по лицу его струится пот, и вдыхала звериный запах его разгоряченного тела.

И вновь в воздухе повисло тяжелое молчание. Затем Ахилл оглянулся на стоящего поблизости Энея с осунувшимся, посеревшим лицом.

— Господин мой Эней, давайте устроим трехдневное перемирие, дабы почтить наших павших. Этому, впрочем, почестей не дождаться. — Ахилл вновь развернулся и пнул тело поверженного ахейца. Что ж, одним мерзавцем меньше: он-то уже явно не встанет и в лагерь не вернется!

Эней учтиво поклонился, после чего все воины, как троянцы, так и ахейцы, в свой черед поклонились друг другу и, развернувшись, устало побрели назад к своим шатрам и жилищам.