– Как же иначе? – с чувством ответила Камилла. – Он был в таком отчаянии, когда признался мне во всем.

– Самое обидное, – тихо сказал он, – что он доверил свою беду вам, а не мне.

– Он благоговеет перед вами, Филип. – Камилла повернулась на сиденье и пристально посмотрела на его чеканный профиль. – Он так хочет получить ваше одобрение, что страшится вашего гнева. Он молод и, несмотря на все свои браваду, юмор и обаяние, в глубине души понимает, что ему необходима ваша помощь.

– Только я не слишком тороплюсь предложить ее, не так ли? Бог мой, а я ведь так хотел защитить их, защитить их всех!

– Нельзя защитить их от самих себя, – мягко сказала она. – Они такие, какие есть. И они чудесные люди. Неужели вы этого не видите?

– Я вижу, что они – Одли до мозга костей. Так же, как и я сам.

– Это же прекрасно. И не пытайтесь меня обмануть, вы тоже так думаете!

Несмотря на мрачное настроение, Филип не смог сдержать улыбки.

– С одной стороны, это хорошо, но с другой – плохо. Однако… ну, наверное, единственный способ заставить вас понять – это рассказать вам кое-что, о чем знают лишь немногие. – Он остановил коней на одной из пустынных дорожек, вдоль которой росли кусты поздних роз, и, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом, заговорил: – Когда умер отец, я унаследовал не только его титул, но кое-что еще. Никто не знает об этом, кроме поверенного и судебного исполнителя. Мой отец настолько запустил свои дела, что ему угрожало полное банкротство. Пришлось заложить Уэсткотт-Парк. Другие поместья уже давно были заложены. Я унаследовал одни долги. Отец имел несчастье пристраститься к азартным играм и сильно проигрывал. Он занимал деньги, пытаясь отыграться, и все больше увязал в долгах. Никто, разумеется, ничего об этом не знал. Вступив в права наследства, я только тогда обнаружил, в каком плачевном состоянии его денежные дела.

Камилла ужаснулась. Она представила себе, как Филип был потрясен, когда узнал обо всем и понял, что теперь на его плечи ложится ответственность за спасение семьи от долгов.

Камилла старалась найти слова утешения, но, судя по выражению лица графа, он не очень-то нуждался в них. Однако она знала, что под кажущейся спокойной уверенностью таятся боль и отчаяние.

– Какое тяжелое время вам пришлось пережить! – мягко сказала она. – Я вас могу понять, хотя бы отчасти. Мой отец тоже был страстным игроком, и его постигла та же участь. – Филип повернулся к ней. Он вспомнил печальную историю, однажды ею рассказанную. – Когда умерли мои родители, – тихо продолжила Камилла, – открылись долги отца. Все ушло на их уплату.

Да, она его понимает, подумал Филип, и у него сжалось сердце. И насколько все оказалось ужаснее для нее, маленькой девочки, которая не могла исправить безнадежное положение дел. У него были преимущества – время, средства и власть, чтобы действовать, ведь он был уже взрослым и принадлежал к высшему обществу.

– Что было дальше? – спросила Камилла, сжав руки на коленях.

– Я ввел строгую экономию и сделал несколько довольно смелых вложений, чтобы избавиться от кредиторов. И к счастью, деньги, столь необычно вложенные мной в морские перевозки, принесли хорошую прибыль. Появились средства на уплату долгов и для дальнейших инвестиций. Кажется, у меня есть способности к бизнесу, которые не являются слишком хорошей рекомендацией для высшего света, но очень полезны в жизни. – На мгновение его лицо осветила лукавая улыбка, смягчившая резкие черты. – Во всяком случае, я смог выкупить закладную на Уэсткотт-Парк и получать прибыль от поместий. Ни братья, ни сестры так и не узнали, какая опасность грозила нам всем. Но я-то знал. И впервые меня начала тревожить эта проклятая необузданность Одли, которая имела такие печальные последствия для моего отца. Но только после гибели Маргариты я по-настоящему испугался.

Камилла долго не могла решиться задать сокровенный вопрос.

– Как погибла Маргарита? – Эти слова прозвучали почти неслышно, как дыхание ветерка.

Филип откинулся на спинку сиденья и отпустил поводья. Каурые беспокойно перебирали копытами.

– Я вам расскажу, – тяжело произнес он. – Я не говорил об этом ни с кем с той ночи, когда это случилось, но… вам я расскажу, Камилла. Тогда вы поймете, что произошло между мной и Джеймсом. Я вам расскажу, как моя красивая младшая сестра, у которой впереди была целая жизнь, умерла ужасной смертью. Я вам расскажу, что именно случилось с Маргаритой.

– Однажды вечером, когда я был в Лондоне, Джеймс, Алистер и Максвелл Кирби решили поехать в соседнюю деревню, переодевшись простыми фермерскими парнями, чтобы выпить и покутить с местными ребятами в таверне. Очевидно, там работала служанка, которая… э-э… привлекла внимание Джеймса. Это была глупая мальчишеская выходка, – мрачно продолжал Филип, – которая обернулась трагедией. Маргарите тогда исполнилось пятнадцать, и она была большой озорницей. Девочка подслушала их разговор и стала умолять взять ее с собой. Они отказались, отослали ее прочь и на том успокоились. Но Джеймсу следовало знать, что Маргариту это не остановит. Более упрямой и капризной девчонки я не знал. Она ни за что на свете не согласилась бы провести вечер в обществе гувернантки, за шитьем или чтением, зная, что ее брат отправился на поиски приключений.

Камилла представила себе бойкую девочку, которая наметила свой план действий.

– Значит, она тайком отправилась следом за ними?

– Да. Сказала мисс Пим, что у нее болит голова, и сделала вид, что отправилась спать. А сама прокралась на конюшню, взяла свою полудикую лошадь по кличке Полночь и поскакала в деревню одна. Джеймс видел, как она появилась в таверне, переодетая мальчиком, и заказала кружку эля. Он пришел в ярость и хотел было вытащить ее из таверны и отвезти в Уэсткотт-Парк, но Алистер и Максвелл, уже порядком опьяневшие, стали собираться домой и предложили взять с собой Маргариту. Джеймс отпустил ее с братьями Кирби, а сам остался. Он был в прекрасном настроении, к тому же, как он мне потом признался, служанка из таверны проявила к нему интерес.

Филип замолчал, его пальцы с силой сжали поводья.

– В том, что произошло потом, не было их вины. Это был несчастный случай, результат глупого, капризного желания Маргариты отправиться ночью в таверну и безответственности Джеймса, который не проследил, чтобы она благополучно вернулась домой.

Внезапный порыв ветра сорвал с деревьев золотисто-красные листья и погнал их по дорожкам парка. Камилла стряхнула с колен листик и осторожно сняла второй лист с плеча графа. Филип неподвижно уставился на стройные ряды деревьев, окружающие Гайд-парк.

– В ту ночь стоял туман, ни луна, ни звезды не могли указать им путь. Алистер потом рассказал мне, что Маргарита, которой мало было уже совершенных в тот вечер глупостей, уговорила братьев скакать наперегонки. Те были пьяны и согласились; они пустили лошадей в галоп, но вскоре Алистер вынужден был остановиться, так как его затошнило. Начался сильный дождь. Алистер уже приближался к границам родного поместья, когда вспомнил, что неподалеку отсюда стоит заброшенный домик смотрителя, где можно укрыться от дождя. Проехав немного, он вдруг увидел пламя, бушевавшее над вершинами деревьев. Не разбирая дороги, Алистер поскакал в сторону огня и увидел, что горит тот самый дом. Но не это заставило его похолодеть от ужаса – в стороне от дома были привязаны лошади Макса и Маргариты. Обезумев от страха, животные били копытами и вставали на дыбы. Мы точно не знаем, что произошло, но похоже, что, пытаясь развести огонь в очаге, Макс, все еще сильно пьяный, опрокинул масляную лампу. Дом вспыхнул в одно мгновение – вот так. – Филип щелкнул пальцами. – Никто из них не успел добраться до выхода. И Макс, и Маргарита сгорели заживо. – Граф закрыл глаза и медленно опустил голову на руки.