– Правда ведь клевые? – сказала Ра.

– Клевее некуда. На фига только они нужны, эти ваши мнеморики… – сказала я самым пренебрежительным тоном, какой только могла изобразить.

Девицы переглянулись. Ра полезла в карман, потом спохватилась и принялась поправлять волосы. Открытки ищет?

– Возьмешь мнеморик – станешь маммонитом, как мы. Это выгодно, – протянула Ша. – Выгоднее, чем быть скрапбукером. Знаешь про контракт?

– С Магриным? Кто же про него не знает.

– С ним, – кивнула девица. – Гарантия баланса, всегда полно денег, всем и вся обеспечивают – от жилья и одежды до поездок на курорты. Стань маммонитом – и получишь все это без всякого контракта.

То-то я смотрю, как их обеспечивают. Особенно одеждой! Полосатые гольфы и замечательные халаты от ведущих кутюрье мира. «Кутюрье и не такое выделывают», – весело заметила Аллегра.

– А что взамен? – Я пристально взглянула на Ша.

– Ничего. Только возьми мнеморик.

Что-то в ее интонации мне не понравилось. В чем тут подвох? Кристофоро Коломбо, и почему рядом нет Софьи?! Она любое вранье чует за версту, как алкаш – халявную выпивку.

– Ну держу я ваш мнеморик, – сказала я. – И что, я теперь тоже маммонит?

– Его надо включить, – пояснила Ра и подскочила ко мне. – Ты его должна сама включить. Видишь, там сбоку переключатель торчит?

Я осторожно взяла мнеморик двумя пальцами и еще раз посмотрела на него с двух сторон. «Циферблат» без цифр разделяла на части изогнутая линия, в одной громоздилась куча винтиков и шестеренок, а в другой свернулась спиралью, как змея, бронзовая проволока, от которой рябило в глазах. В центре спирали затерялось крохотное мутное окошко, вроде тех, в каких на часах показывается дата. В мамином мнеморике я его то ли не заметила, то ли не разглядела. В окошке виднелся неровно накарябанный нолик. Справа из корпуса торчал винтик подзавода, как у часов, слева – переключатель. С обратной стороны возле паза для переключателя на кожаном обороте были пропечатаны крохотные буквы: «Вкл.». Переключатель стоял в противоположной позиции.

– Включи его, – вкрадчиво сказала Ра.

«Ага! Щас, нашли дурочку! – заверещала мне в ухо Аллегра. – Руки тебе поднять не дам, и не надейся!»

Ша посмотрела на товарку, как учительница – на бестолкового ученика, и уселась на пол, сложив ноги по-турецки и прислонившись к стене.

Я и не думала ничего включать. Уж если я не продалась в рабство к Магрину, на что мне эти маммониты сдались? Кстати, а я-то им зачем нужна?

– Почему вы так хотите всучить мне эту штуковину? – прямо спросила я.

– Ну как почему! Вот это нулевыш, у тебя в руках, – охотно принялась объяснять Ра. – Как только ты его включишь, он станет одныш, то есть мнеморик первого уровня. А у меня пятыш, вот, на шее висит! Я уже два мнеморика раздала, еще три раздам – и у меня будет седьмыш.

– Ну и что? – спросили мы хором с Аллегрой, а я еще и почесала кончик уха.

– Ну как же, как же! – Ра засуетилась и замахала руками. – Чем больше привлечешь маммонитов, тем выше уровень твоего мнеморика. Понимаешь? На каждом уровне тебе дают несколько мнемориков – столько, сколько людей нужно привести для следующего уровня. Одныш, двуш, треш, четыреш, пятыш, последний – десятыш.

– И это очень круто? – съязвила я. – Почти как десять значков «Хочешь похудеть? Спроси меня как»?

Ра моей издевки не поняла, только пожала плечами.

– При чем здесь похудеть? Вот я сейчас мечтаю о седьмыше. А потом, – глаза у нее лихорадочно загорелись, – потом, после десятыша, ты получаешь мнемопад. И все… это такая штука, такая штука! Если у тебя есть мнемопад, тебе больше ничего уже не надо.

У меня голова пошла кругом. Пол под ногами покачивался: я еще не пришла до конца в себя после путешествия через карусель и погружения в поток в зрительном зале, а тут еще какие-то одныши-пятыши.

– Что еще за мнемопад?

Мнеморик все еще лежал у меня в ладони. С кожаной стороны я заметила знакомый уже вензель-крендель. Где я его видела? «На шторке», – подсказала Аллегра. На какой еще шторке? Ах да, на занавесе! И такой же был на открытках с птицами.

– Что это за рисунок? – показала я на вензель.

– Это его знак, – сказала Ра.

Ша, как сидела, не вставая, со всей силы лягнула соседку по ноге, та взвыла и дернулась.

– Кого – «его»? – Я с самого начала подозревала, что этой чудной троицей руководит кто-то незаметный, гораздо более умный и хитрый.

– Не скажу. – Ра насупилась.

– Я сейчас позову суфлершу со шваброй, – сказала я. – Ты что предпочитаешь: сломанный нос или фингал под глазом?

– Духу у нее не хватит, у твоей суфлерши, – рассмеялась Ра. – Она только палкой размахивать и может.

– И правда. Лучше я попрошу своего… друга. Он профессионал. Умеет бить больно, но аккуратно, – сообщила я, показав на Сергея. – Следов не останется, но стонать во сне еще долго будешь.

Здоровяк потер руки и произнес многозначительное «гхым», отчего мне стало как-то не по себе.

Ра закрыла лицо руками.

– Правда, не могу! Ой, не могу и не буду, и не заставляй меня. Он узнает – сама же и пожалеешь.

Вот тебе здрасьте! О чем это я пожалею?! Я собиралась возмутиться по полной программе, но тут Аллегра зашептала мне в ухо: «Спроси лучше про открытки с птицами. Спроси». Когда моя радость на чем-то настаивает, ей трудно отказать.

– Зачем вы подсовываете скрапбукерам открытки с дохлыми птицами? – спросила я.

Ра оживилась, полезла в карман и вытащила еще один кругляшок.

– Возьмешь мой? Мой лучше, даю гарантию.

– Дура, – буркнула Ша. – Наглая дура.

– Давай. – Я подцепила за цепочку третий мнеморик. – Я тебя слушаю.

– В открытках Маммона.

– Так. – Меня уже ничего не удивляло. – Прекрасно! Что за Маммона? Какое отношение она имеет к мнеморикам?

– Она там живет. В наших открытках.

Это меня тоже не удивило. Живут же хранители в альбомах, и Роза оказалась в открытке, почему бы в карточках с птицами не жить какой-то там Маммоне? На что она, интересно, похожа? Помесь птеродактиля с вороной?

– При чем здесь мнеморики-то? – переспросила я.

– Ну как же, как же! Познакомишься с Маммоной – и сразу поймешь, в чем прелесть мнеморика. Еще ни один человек, с ней знакомый, не отказался от мнеморика.

– Почему?

Ра закатила глаза и наморщила лоб.

– Не помню. Я только знаю, что без мнеморика мне было жуть как плохо, а как только его взяла, сразу стало хорошо.

Я вспомнила слова, которые Ша сказала маме: «Я могу вернуть вам то, что вы потеряли». Похоже, я нащупала что-то важное. Пусть у меня интуиция не работает, как у Софьи, но голова мне пока еще не отказала.