– Ай! – закричала Мими.

Она смотрела на свою левую руку с растопыренными пальцами, с них капала кровь.

– Уходим, – сказал Эрик, взял ее за другую руку и побежал сломя голову к себе в сад. Альберехт помчался с другой стороны от Мими, на бегу вытащил из кармана носовой платок и попытался обернуть им раненую руку Мими.

Они вбежали в дом, запыхавшиеся, не остановились в гостиной и, не сговариваясь, бросились на кухню, где было мало окон и казалось безопаснее всего. Служанки как в воду канули. Эрик пошел за аптечкой в ванную комнату на втором этаже. Альберехт промыл Мими руку под краном. Когда кровь смылась, оказалось, что на руке, на мизинце, одна-единственная ранка с рваными краями.

Наклеив Мими на палец лейкопластырь, Эрик сказал:

– Давайте сядем!

Все трое сели за кухонный стол. Никакой стрельбы больше не доносилось.

– Я тебя предупреждал, – сказал Альберехт, обращаясь к Мими, – но ты никогда не веришь тому, что я говорю.

– А как эти немцы выглядели? – спросила она ледяным тоном.

– Все серые, – сказал Эрик, – с ребристыми круглыми аптечками на спине.

– Там их противогазы, – сказал Альберехт, – я видел на фотографиях. А ты заметил толстенькие палочки у них за поясом? Знаешь, что это? Ручные гранаты.

Они никак не могли успокоиться и снова встали.

– Надо что-то делать, – сказала Мими, – нельзя же просто сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Черт побери, ну почему не работает телефон.

Они прошли в коридор; выстрелов не было слышно.

Из гостиной посмотрели на дорогу, но не увидели ничего угрожающего. С Мими во главе отправились на улицу. На дорогу уже вышли обитатели всех вилл по соседству, чтобы посмотреть, что делается.

– Послушай, Мими, ты их видела? Это были парашютисты! – закричала соседка, жившая напротив.

– Я сама не видела. Это Эрик видел.

– Шесть мотоциклетов с колясками! – воскликнул Эрик.

– Он преувеличивает, – крикнул Альберехт. – Их было всего четыре!

Альберехт крикнул это соседке из виллы напротив совершенно не для того, чтобы показать, что он смотрел внимательнее Эрика. Ему хотелось во что бы то ни стало хоть что-то сказать этой женщине, и Альберехт произнес первую же фразу, которая пришла в голову.

– Я тоже насчитала четверых, – ответила она и посмотрела на него.

Ее взгляд, казалось, говорил: мы двое увидели одно и то же, и мы наверняка думаем одинаково о многих других вещах.

Она смотрела и смотрела на Альберехта своими большими голубыми глазами, нежный розовый ротик был приоткрыт. Тонкие полоски выщипанных бровей придавали ее овальному лицу динамичность, а собранные в прическу светлые волосы выглядели непослушными, как будто все время дует сильный ветер.

– Смелые они ребята, – сказала она негромко, словно ее высказывание предназначалось только для Альберехта.

Затем она замолчала, с чуть приоткрытым ртом, и ему померещилось, что она шепчет: «Я красивая и знаю, что ты считаешь меня красивой, за это я награжу тебя поцелуем». На ней было летнее платье с глубоким вырезом. Если бы на свете существовали ангелы женского пола, они выглядели бы, как эта соседка. Узкая юбка из тонкой ткани едва достигала колен. Ноги и бедра не уступали ногам и бедрам богини охоты, в которую верили древние язычники.

Словно кто-то издал запрет ступать на проезжую часть, обитатели вилл стояли вдоль дороги, каждый с той стороны, где жил. Как же она была хороша на темно-зеленом газоне перед своей белой виллой, оплетенной вьющимися растениями!

– Скоро приедут еще, – спокойно сказала она.

– А мы ничего не можем предпринять, ничего-ничего! – воскликнула Мими. – Даже не можем позвонить в полицию!

На дороге никто не показывался. Самолетов тоже не было видно.

Но вот вдали послышались веселые крики. Казалось, какие-то люди чему-то очень радуются.

Озадаченные и охваченные любопытством обитатели вилл сошли со своих газонов и встали на проезжей части. Соседка напротив сделала то же самое. Она стояла, сложив руки чуть ниже выпуклого бюста, и глядя на ее высокую прическу из светлых волос, Альберехт почувствовал, что ее не испугают даже самые ужасные катастрофы. Ее платье было без рукавов, и его лицо оказалось рядом с ее загорелым плечом. «Вот бы меня сейчас ранило пулей, – подумал он, – и я умер бы в ее объятиях! Такой конец был бы прекраснее, чем я заслужил». Но миг спустя ему уже расхотелось умирать от пули, потому что он сообразил: его подхватят руки не соседки, а Мими, и именно на ее груди ему придется испустить последний вздох.

Радостные крики приближались. Из-за поворота показался крашенный зеленой краской грузовик. В нем сидели нидерландские солдаты. Солдаты орали и прыгали. Двое из них крепко держали человека в серой форме, заломив ему руки за спину. Немец был с непокрытой головой и в очочках в стальной оправе. Китель спереди разорван, из шеи на голую грудь капала кровь. Серая жестяная коробка болталась на животе.

– Военнопленный! – кричал солдат, сидевший рядом с шофером. – Военнопленный! Ууу, немецкая гадина!

Проезжая мимо дома Эрика, шофер прибавил газу, и когда грузовик умчался, Альберехт увидел, что красавицу-соседку, которая до сих пор так мало говорила, зато так много на него смотрела, окутывает облачко голубой дымки.

– Ах, мальчишки, я так счастлива! – воскликнула Мими и обхватила Альберехта вместе с Эриком за шею. – Как замечательно! Как чудесно!

Голова Альберехта стукнулась о голову Эрика; непроизвольно отпрянув, он увидел только темно-зеленую траву на газоне.

– Вот увидите, все будет хорошо!

Мими продолжала обнимать их за шею, Эрик начал приплясывать, Альберехт приплясывал вместе с ним, а сам думал: «Я вот прыгаю, а ведь мне совсем не весело». Так они и пошли к дому, по траве, вновь освещенной солнцем, а уцепившаяся за них Мими почти висела между ними в воздухе. Альберехт чувствовал запах клейкого слоя лейкопластыря у нее на мизинце.

– Ах, мальчишки, – сказала Мими. – вот видите. Вот вам и немцы с их железной дисциплиной. А мы хоть и не любим играть в солдатики, но стоит нас разозлить, и мы искромсаем этих хвастунов на кусочки!

– Это потому, что мы боремся за правое дело, – сказал Альберехт, решив, что ему тоже следует вставить словечко, чтобы никто не заметил, какой он мрачный, – а эти немецкие ребята нет.

– Конечно, – сказал Эрик, – эти немецкие ребята лишь исполняют приказ. Ни к черту не годится вся их система. Людей можно долго обманывать, но теперь-то они поймут, что в Нидерландах им нечего делать. Как же это сформулировал тот философ? Можно обманывать отдельных людей долгое время, но нельзя обманывать весь народ постоянно. И это правда!

– Это же преступление, – высказала Мими новую мысль. – Мне их жалко. Взяли и сбросили этих бедолаг на парашютах вместе с мотоциклетами, а потом сказали: война…