Чашка горячего кофе не помогла ей справиться с ознобом. Вокруг суетились люди, кто-то торопился на регистрацию, кто-то по другим делам. «Внимание... совершил посадку самолет авиакомпании такой-то, следующий рейсом...» Зябко передернув плечами, Рита поставила чашку на стол и направилась к толпе, колышущейся перед заветной перегородкой. Она знала, что Грэм появится еще не скоро. Паспортный контроль, багаж, то да се... Но на всякий случай подошла поближе. Ее уже трясло так, что постукивали зубы.

«Господи, дай мне пережить этот день. Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...»

Она увидела его сразу, как только он появился. И сразу узнала. Он казался выше ростом и увереннее, чем она представляла. От его невроза, похоже, не осталось и следа. Приятное открытие. Неужели ей все-таки удалось помочь самому тяжелому своему пациенту? Или это сделал кто другой?

Падающие на лоб длинные темные волосы лезли ему в глаза, но он не отбрасывал их. Глаза... Их неистовый блеск заставил Риту содрогнуться. Она вспомнила это чувство – когда ловишь на себе его взгляд и начинаешь подозревать, что он читает твои мысли, что он знает о твоем прошлом и будущем, что он проклятый экстрасенс, что он вообще не человек...

При нем была только небольшая спортивная сумка, которую он нес в левой руке. Распахнутый длинный плащ (вкусы его не изменились), черный свитер крупной вязки, мягкие черные брюки. Вид ухоженный, но не чрезмерно. Он презирал внешний лоск и, составляя свой гардероб, соблюдал правила ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы не пополнить список законченных маргиналов.

Стараясь не попадаться ему на глаза, Рита попятилась, но сзади стояли люди. Наступив на ногу какой-то агрессивно настроенной дамочке, она добилась только того, что ее обругали на неизвестном языке, и в итоге осталась на прежнем месте. Григорий... Она точно знала, знала и не сомневалась, что как только (если только) взгляд его темных глаз встретится с ее взглядом, она сразу же потеряет сознание.

Что ж.

Так и случилось.

Только она не потеряла сознание, а застыла, глупо прижимая к груди свою кожаную сумочку, как будто он мысленно приказал ей «замри». Вокруг нее образовался вакуум. Все звуки умолкли. Грэм сделал шаг... еще шаг...

Вокруг началась какая-то суматоха. Вспышки, щелчки, опять вспышки, гул голосов, отдельные выкрики, смысла которых Рита не улавливала.

И его голос:

– Маргарита.

– Грэм...

– Я все объясню.

Она чуть не расхохоталась. Ну почему все они говорят одно и то же?

– Не надо. – Она говорила, не слыша себя. – Не надо ничего объяснять.

– Я люблю тебя.

– Что?

Она подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и он тут же поцеловал ее под прицелами фотокамер. Опять и опять, еще и еще.

– Грэм, хватит... Ну хватит же. Уйдем отсюда, я не могу... Я люблю тебя, Грэм. Пожалуйста, не делай так больше никогда.

– Никогда.

Грэм схватил ее за руку. Вдвоем они быстро добрались до выхода (толпа почему-то расступалась перед ними, возможно, потому, что впереди бежали какие-то люди, норовя ослепить их вспышками фотоаппаратов), и в эту самую минуту к зданию аэропорта подкатил темно-синий «пежо». Водитель вышел, без лишних слов распахнул перед ними заднюю дверь, взял у Грэма сумку – и через пять минут они уже летели по Ленинградскому шоссе в сторону Москвы.

Рита сидела, тесно прижавшись к Грэму, не глядя на него, но крепко держа его руку в своей. Оказывается, все это время она помнила: помнила запах его кожи, цвет волос, форму ногтей... то место, где на его запястье остался маленький шрамчик от кошачьего укуса... тембр его голоса и ритм дыхания... помнила его всего.

– Как ты мог?! Нет! Не говори ничего.

– Я и не собираюсь. Что тут скажешь?

– Ты надолго?

– Маргарита... Ты не поняла. Я приехал к тебе.

– Но что мы будем делать дальше?

Он пожал плечами:

– Жить, наверное. А что, по-твоему, нам положено делать? Строить планы, лелеять надежды?.. Какая чушь! Все, что нам нужно, – это усвоить урок. Потому что если нет, то жизнь будет заставлять нас сдавать экзамен снова и снова, с каждым разом все усложняя задачу. Чем раньше мы очнемся и преодолеем собственный страх и собственную лень, тем больше у нас будет шансов перейти в следующий класс. Я скверный ученик, но и ты не лучше. Давай же готовиться к экзамену вместе и подсказывать друг другу в случае чего. – Он слегка наклонился вперед и отвел с ее лица прядь волос. Темные глаза обожгли ее, вызвав новый приступ дрожи во всем теле. – Что скажешь?

– А ты думаешь, это возможно? – шепотом спросила Рита. – Помочь друг другу сдать экзамен.

– Но попробовать-то можно. Если ценить, что имеешь... если думать, что делаешь... почему нет?

Ей вспомнился давний их спор о любви. Он тогда заметил вскользь, что если есть рядом человек, который тебя любит и которого любишь ты, это самое настоящее чудо. Подарок, если угодно.

Рита возмутилась: «Бред какой-то... Что значит подарок? Ничто в этой жизни не достается просто так. За все приходится бороться. Что еще за чудо? Чудес не бывает. Все, что я имею, – это плоды моих трудов. Так зачем мне благодарить кого-то? Я всего добилась сама. И если человек пришел ко мне и со мной остался, значит, он оценил меня по достоинству. Я получила то, что заслужила! При чем здесь какие-то чудеса? Ты сам-то понимаешь, что сказал?»

«Я понимаю, да. – Грэм смотрел на нее с искренним сочувствием. – И мне жаль, что я не могу донести это до тебя».

«И что же ты понимаешь?»

«Чтобы оценить то, что имеешь, и особенно то, чего многие лишены, – взаимную любовь, необходима определенная степень зрелости. Если есть человек, от которого ты получаешь эту самую любовь, пусть даже она не всегда такая, как тебе хочется, ты должен не скупиться на ответную любовь, давая ему (или ей) понять, что и он тебе дорог не меньше. Если перестаешь ценить, начинаешь принимать как должное, то грош тебе цена, лучше бы твоя мать удушила тебя в колыбели.

Почему присутствие человека, который тебе дорог и которому дорог ты, я называю подарком? Да потому, что он смертен, причем «внезапно смертен». Неизлечимое заболевание, несчастный случай, все, что угодно, может отнять его у тебя. И благодарить следует именно за то, что он ПОКА ЕЩЕ с тобой. Если на белом свете есть вещи, которые от тебя не зависят, по крайней мере ТО, что зависит, делай для него, не откладывая на потом».

«А я слышала мнение, что незаменимых нет».

«Вот это действительно первостатейный, отборный, качественный бред. Особенно когда речь идет не о рабочих на конвейере, а о тех, кого мы любим. Я скажу, для кого незаменимых нет. Для того, кто ценит не самого человека (к примеру, женщину), а ее способность жить по его правилам. Если она согласна жить по его правилам, то она объявляется пригодной к эксплуатации, ее можно держать в доме, кормить, одевать и так далее. Если нет – до свидания. Сама женщина при этом ценности не представляет. Ее можно заменить любой другой. Это механистический, потребительский подход, и к любви он отношения не имеет».