И, значит, я могу следовать за ними тайно. А там уж попытаемся понять, что у них на уме и стоит ли открываться…

Впрочем, войдя под кроны тропического леса, я убедилась, что выследить моих бывших спутников будет не так-то просто. Мне доводилось читать об охотниках-следопытах, для которых лес был открытой книгой, но сама я легко читала следы разве что на песке. Примятая трава давно распрямилась, и я не имела понятия, куда они пошли.

«Ладно, — решила я, тщетно осмотрев ближайшие ветки в поисках зацепившихся клочков одежды, — допустим, я — это они. Куда бы я пошла, не зная, куда идти? Наверное, все прямо и прямо, по крайней мере, до тех пор, пока не встретится веская причина свернуть».

Так я и сделала. Я знала из книг, что одна нога у аньйо обычно чуть более развита, чем другая, а потому идущий без четкого направления постепенно забирает вправо или влево; но у группы из нескольких аньйо это качество, наверное, взаимно компенсируется, и они движутся по прямой. Поэтому я всякий раз выбирала впереди ориентир — какое-нибудь дерево, чтобы самой не отклониться в сторону.

В скором времени моя догадка подтвердилась. Я вышла к небольшому ручью, весело журчавшему между травянистых берегов; длинные изумрудные стебли, вытянувшиеся по течению, устилали дно. В замшелой грязи у воды отчетливо отпечатался каблук; след был совсем свежий. Значит, они были здесь и, судя по отпечатку, оставленному каблуком, не стали сворачивать вдоль ручья, а перешагнули его и пошли дальше. Однако прежде чем продолжать преследование, я легла на землю, опустила лицо в воду и впервые за много дней напилась до отвала. Доктор Ваайне, конечно, рассказывал мне про страшные тропические болезни, про лихорадку, за несколько дней превращающую цветущего аньйо в дряхлую развалину, про червей длиной чуть ли не в локоть, вырастающих из личинок прямо в кишках, и т.д. и т.п. — но тут уж приходилось положиться на удачу. Кипятить воду мне все равно было не на чем и не в чем. Вода была теплая и с каким-то металлическим привкусом, ноя не привередничала.

Утолив жажду, я почувствовала прилив сил и настроения. Держа свою дубину на плече, словно солдат — мушкет, я легко шагала через заросли и даже чуть было не начала насвистывать, но вовремя подавила это желание. Тропические джунгли бывают совершенно непроходимыми — толстые стволы перевиты лианами, ветви деревьев и кустарников образуют сплошную колючую стену, да еще под ногами чавкает какое-нибудь болото со змеями, и они же ползают по ветвям сверху. Через такую чащу можно двигаться, лишь прорубая себе дорогу саблями и топорами и преодолевая считанные сотни локтей в день. Но мне повезло — растительность вокруг была вовсе не такой густой, хотя и более буйной и разнообразной, чем в лесах под Йартнаром. Периодически приходилось перебираться через поваленные стволы или раздвигать руками гибкие ветки, только и всего. Под открытым небом мне бы уже, наверное, напекло голову, но раскидистые кроны надежно защищали меня от тропического солнца. Правда, теплый и влажный воздух под деревьями все равно с непривычки казался каким-то тяжелым и вязким, и лохмотья рубашки противно липли к телу. Я подумала, не сбросить ли ее совсем, но мое имущество было слишком скудным, чтобы выбрасывать даже пропотевшее тряпье. Тем временем следов мне больше не попадалось, и это начинало меня беспокоить.

Еще меня беспокоил голод. Я уже замечала на ветках аппетитные крупные ягоды, но не имела понятия, можно ли их есть. Риск тут был куда больше, чем с водой. Тщетно мой взгляд искал чего-нибудь привычного на деревьях: растения умеренных широт здесь не росли, а тропические фрукты быстро портятся и потому знакомы лишь жителям колоний, но не метрополии.

И вдруг, выйдя на небольшую полянку, я увидела дерево, сплошь увешанное большими ярко-желтыми плодами причудливой формы, отчасти похожими на витые морские раковины. Кура! Единственный съедобный дар северных лесов, выдерживающий долгую транспортировку на корабле. И все равно у нас он стоит чертовски дорого: я ела кура лишь несколько раз в жизни, по большим праздникам. При мысли о восхитительной сочной мякоти мой рот тут же наполнился слюной; я подошла и принялась лупить своей палкой по висевшим на нижних ветках плодам. С третьего удара мне удалось сбить на землю один из них.

Однако, чтобы добраться до мякоти, надо расколоть скорлупу, а это не так-то просто. Удары палки, во всяком случае, не произвели на плод кура особого впечатления, разве что чуть вдавили его в мягкую землю. Я беспомощно огляделась в поисках более подходящего орудия. Никаких камней поблизости не было, стволы пальм, покрытые губчатой корой, тоже не выглядели особенно твердыми… И тут я обругала себя идиоткой. Зря, что ли, говорят, что алмаз гранят алмазом? Вскоре второй плод упал рядом с первым. Я, чувствуя себя дикарем-первооткрывателем, занесла один над другим и — хрясь!

Есть! Кожура обоих плодов треснула. Я поскорей отколупнула твердый осколок и запустила руку в розовую мякоть. Предвкушая удовольствие, вонзила зубы в сочащийся липким соком кусок… И долго потом не могла отплеваться от этой горько-кислой гадости. Рот вязало, словно я глотнула клея; прилипшие изнутри кусочки плода пришлось доставать пальцами. Как я могла забыть, что хотя в тропиках и не бывает зимы, это не означает полного отсутствия сезонов! И плоды кура бывают спелыми вовсе не круглый год!

Уж спасшиеся с брига об этом не забыли — иначе я бы нашла другие разбитые плоды, если, конечно, они вообще проходили здесь. Поляна — хорошее место, чтобы сверить направление по солнцу, и я убедилась, что по-прежнему иду перпендикулярно побережью. Что ж, решила я, пойду так и дальше. Разминулась я с остальными или нет, все равно надо исследовать остров. Если это и впрямь остров, в конце концов я выйду из леса на берег с другой стороны. Да, но острова бывают большие. Такой путь может занять несколько дней. А если это каким-то чудом все-таки Йертаншехе… И до чего же глупо помирать от голода посреди тропического изобилия!

Я решила пока двигаться вперед. По моим расчетам, я еще успевала вернуться на побережье до темноты.

Однако недостаток сил все же давал о себе знать. Я шла не так уж и долго, а мне уже отчаянно хотелось сделать привал. Может быть, и аньйо с брига где-то здесь пришла в голову такая мысль и они начали озираться в поисках подходящего места…

Я поозиралась и заметила справа от своего маршрута довольно обширный просвет между деревьями. Я свернула в ту сторону и двинулась своим обычным шагом, но быстро спохватилась — что, если они все еще там? — и стала подкрадываться, передвигаясь на цыпочках, выглядывая из-за стволов и прислушиваясь.

Так, с предосторожностями, я подобралась к краю большой поляны и затаилась за последним разлапистым деревом, заслонявшим мне обзор. Единственными звуками по-прежнему оставались крики птиц — я видела в листве их яркое оперение. Наконец, присев пониже, я решилась выглянуть.

И поняла, что все это время шла правильно, но лучше бы я этого не делала.

Они действительно сделали здесь привал. На это указывали кострище, опрокинутый котелок, разбросанная нехитрая утварь, чей-то камзол, чья-то шляпа, чей-то обгоревший сапог, вероятно, сушившийся над огнем… И кровь. Кровь на траве, на раскиданных вещах, даже на стволах и листьях некоторых соседних деревьев.