Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как Эстер? — полюбопытствовала доктор Линтон.
Джеффри рассказал об исчезновении Бекки и страхах несчастной женщины.
— И девочка каждый раз возвращалась? — с недоверием спросила Сара.
— Ага… Если бы не гибель Эбби, я вряд ли стал бы поднимать тревогу. Не знаю, что и думать: либо девочка прячется, желая привлечь к себе внимание, либо по более серьезной причине.
— Полагаешь, она знает, что случилось с Эбби? — подсказала Сара.
— Или дело в другом… — не зная, что и думать, пробормотал начальник полиции, а потом решился озвучить мысль, которая мучила его еще во время встречи с Эстер Беннетт: — Может, она где-то лежит, ну… как Эбби.
Сара подавленно молчала.
— Мои люди прочесывают лес, Фрэнк трясет покупателей цианида, а участок ломится от бывших насильников и алкоголиков со стажем, причем запашок у некоторых еще тот… — Джеффри осекся, сообразив, что на перечисление всех версий и зацепок уйдет часа два, не меньше.
— Я пообещала Тессе пойти с ней сегодня в церковь, — неожиданно объявила Сара.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты этого не делала.
— Но причину ты назвать не можешь.
— Нет, — честно сказал Толливер. — Просто интуиция подсказывает, а она редко меня подводит.
— Я должна сделать это для Тессы. И для себя самой…
— С чего это ты вдруг стала религиозной?
— Ну, я еще сама пока не решила, — проговорила Сара. — Сейчас нет времени, давай попозже созвонимся.
Неужели до сих пор злится, что он спал на кухне?
— Какие-то проблемы?
— Никаких, правда! Просто сначала хочу все обдумать. Слушай, меня пациент ждет.
— Ладно.
— Я тебя люблю.
— Давай созвонимся позже, — пробормотал Джеффри, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке.
Положив трубку на базу, он несколько секунд смотрел на мерцающие огоньки. Надо же, будто второе дыхание обрел; пожалуй, сейчас самое подходящее время, чтобы поговорить с Коулом Коннолли.
В закутке у туалетных комнат Толливер увидел Лену. Прислонившись к стене, она пила маленькими глотками колу, а увидев его, вздрогнула и пролила газировку на рубашку.
— Черт! — пробормотала она, стряхивая коричневые капли.
— Извини… Что ты тут делаешь?
— Решила подышать свежим воздухом, — пояснила молодая женщина, и Джеффри кивнул. Посланцы «Божьей милости» явно провели утро в поле: сильный запах пота — лучшее тому подтверждение.
— Как успехи?
— Они говорят одно и то же: Эбби — милая девушка, всегда помогала людям, славься имя Господне, Иисус тебя любит.
Начальник полиции сделал вид, что не заметил сарказма, хотя в глубине души целиком и полностью разделял ее отношение. Похоже, называя хозяев фермы сектантами, детектив Адамс не так уж и ошибалась. По крайней мере работники вели себя как самые настоящие зомби.
— Хотя знаете, — вздохнула Лена, — если опустить религиозные бредни, Эбби производит очень приятное впечатление… — Детектив Адамс поджала губы, и Джеффри искренне удивился, услышав от нее подобные слова. Впрочем, помощница быстро пришла в себя: — Ну, наверняка ей было что скрывать. Тайны есть у всех.
В темно-карих глазах мелькнуло чувство вины, но вместо того, чтобы расспросить о Терри Стэнли и прошлогоднем пикнике, Толливер объявил:
— Ребекка Беннетт исчезла.
— Когда? — испуганно спросила Лена.
— Вчера вечером. — Начальник полиции показал листок, который дала Эстер. — Вот, смотри, записку оставила.
— Что-то здесь не так, — пробежав глазами написанное, сказала детектив, и Джеффри обрадовался, что кто-то разделяет его опасения! — Зачем убегать сразу после гибели сестры? В четырнадцать даже я не была такой эгоисткой. Мать, наверное, с ума сходит!
— Именно она мне все и рассказала, — отозвался Джеффри. — Сегодня утром позвонила Саре домой. Братья Эстер вообще не хотели сообщать об исчезновении племянницы.
— Почему? — удивилась Лена, возвращая записку шефу. — Что в этом плохого?
— Они против вмешательства полиции.
— Я-ясно… Не дай Бог, не вернется, тогда посмотрим, как запоют. Думаете, ее похитили?
— Эбби записок не оставляла.
— Нет, — согласилась Лена и покачала головой. — Не нравится мне все это. Очень не нравится.
— Мне тоже, — согласился Толливер, пряча записку в карман. — Давай ты поговоришь с Коннолли. Думаю, детектив-женщина выведет его из душевного равновесия.
На губах Лены мелькнула довольная улыбка — ни дать ни взять кошка, услышавшая, как скребется мышь.
— Хотите вывести его из себя?
— Ну, в разумных пределах.
— С какой целью?
— Хочу разобраться, что он за человек. Как связан с Эбби? Для затравки можно заговорить о Ребекке. Посмотрим, как отреагирует.
— Поняла.
— Затем еще раз побеседуем с Патти О'Райан. Нужно узнать, с кем встречался Чип.
— Имеете в виду Ребекку Беннетт?
Порой Лена мыслила с такой скоростью, что Толливеру становилось страшно.
— Через пару часов должен приехать Бадди, — только и сказал он.
Швырнув в урну картонный стакан, Лена двинулась к кабинету для допросов.
— Жду с нетерпением.
Придержав дверь, Толливер стал наблюдать, как Лена превращается в детектива Адамс — полицейского до мозга костей. Походка тяжелая, будто… будто между ногами у нее стальные яйца! Выдвинув стул, она не села, а упала на него — по-мужски, никакого изящества.
— Привет! — бросила она.
Взгляд Коннолли метнулся к Джеффри, затем вернулся к Лене.
Достав из заднего кармана блокнот, детектив с грохотом швырнула его на стол.
— Я детектив Лена Адамс, а это старший инспектор Джеффри Толливер. Пожалуйста, назовите свое полное имя.
— Клитус Лестер Коннолли, мэм.
На столе перед ним лежали несколько листов бумаги, ручка и потрепанная Библия. Прислонившись к стене, начальник полиции наблюдал, как Коннолли в десятый раз перекладывает листочки. Даже разменяв седьмой десяток, он казался по-кошачьи чистоплотным и аккуратным: белая футболка безукоризненно чиста, на брюках стрелки. Ежедневная работа в поле позволяла поддерживать неплохую форму: живот подтянут, из-под коротких рукавов бугрятся внушительные бицепсы. С растительностью тоже все в порядке: жесткие белые волоски покрывают руки, пучками торчат из ушей, зато голова лысая, как бильярдный шар.
— Так почему вас зовут Коул? — уточнила Лена.
— Это имя моего отца, — снова глянув на Джеффри, пояснил десятник. — За Клитуса меня постоянно колотили, Лестер ненамного лучше, поэтому в пятнадцать лет решил взять папино имя.