Таким образом, к середине 1943 г. церковь уже служила государству по части укрепления морального духа людей, сбора денежных пожертвований, предотвращения коллаборационизма на оккупированных территориях, поддержки антифашистского сопротивления в православных странах Европы. В дополнение, ее потенциальные возможности можно было использовать для агитации среди союзников к открытию Второго фронта и для поддержки антиватиканской пропаганды. Взамен Советское государство выразило готовность пойти на определенные уступки со своей стороны[937], но при этом было намерено поставить церковь под жесткий контроль, сделав ее послушно управляемой в своей политической игре[938].

Последствия встречи И. В. Сталина с иерархами РПЦ явились переломными для всей истории церкви в советское время. Уже 8 сентября 1943 г. состоялся собор, в котором приняли участие 19 высших иерархов церкви. На соборе были избраны патриарх Московский и всея Руси (им стал патриарший местоблюститель митрополит Сергий) и Священный синод. Советская пресса подчеркивала, что «собор единогласно принял оглашенное митрополитом Сергием обращение к правительству СССР с выражением благодарности за внимание к нуждам русской православной церкви»[939]. Собор принял антиколлаборационистское постановление, указывавшее, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана»[940].

Патриархат, с октября 1941 г. находившийся в эвакуации в Ульяновске, был возвращен в Москву. Ему был предоставлен особняк бывшего германского посольства. С 12 сентября 1943 г. был возобновлен выпуск «Журнала Московской патриархии»[941]. 28 ноября 1943 г. СНК СССР разрешил открыть в Москве Православный богословский институт и богословско-пастырские курсы[942]. С 1943 г. резко сократился размах репрессий в отношении клириков и верующих[943].

14 сентября 1943 г. при СНК СССР был создан Совет по делам Русской православной церкви, который возглавил Г. Г. Карпов. Были назначены уполномоченные Совета при СНК республик и облкрайисполкомах. В Положении о Совете по делам РПЦ, утвержденном постановлением СНК СССР 7 октября 1943 г., была установлена главная функция Совета — осуществление связи между правительством СССР и патриархом Московским и всея Руси по вопросам РПЦ, «требующим разрешения правительства СССР»[944]. На самом деле задача Совета по делам РПЦ заключалась в осуществлении контроля над тем, как церковь служит Советскому государству и его политике[945]. Об истинном отношении государства к церкви (утилитарное использование и полный контроль) говорит тот факт, что Г. Г. Карпов был кадровым сотрудником НКГБ, где вплоть до 1955 г. (уже в рамках МГБ — КГБ) возглавлял 4-й отдел III секретно-политического управления, ответственного в том числе за борьбу с «церковно-сектантской контрреволюцией»[946].

К реализации широких внешнеполитических функций церковь приступила немедленно. Уже в сентябре 1943 г. состоялся визит в Москву делегации Англиканской церкви во главе с архиепископом Йоркским X. Джонсоном. Делегация встретилась с патриархом Сергием и митрополитом Николаем и побывала на службе в патриаршем соборе, где была приглашена в алтарную часть. Архиепископ произнес в соборе короткую речь о единстве двух церквей против общего врага[947]. X. Джонсону советским руководством была отведена роль «проповедника хорошего отношения к СССР в Англии». За свою деятельность 20 июля 1945 г. он получил орден Трудового Красного Знамени[948].

Внешнеполитический аспект деятельности церкви был использован советской пропагандой для разъяснения населению перемен в религиозной политике: «Наши армии скоро вступят в славянские государства, которые не знали преимуществ коммунистического образования. Какой смысл тогда будет у Всеславянского комитета в Москве, если мы продолжим старую политику по отношению к церкви? Наша новая политика по отношению к религии будет ценна для подавления антисоветской пропаганды католиков, лютеран и других религиозных групп»[949].

26 ноября 1943 г. СНК СССР издал постановление «О порядке открытия церквей», согласно которому решение об открытии каждого конкретного храма должно было рассматриваться СНК республик и облкрайисполкомами, а затем направляться в Совет по делам РПЦ для окончательного решения вопроса. Отказ в открытии утверждался на месте, при этом в Совет по делам РПЦ направлялась копия этого решения[950]. Очевидно, уже сама процедура разрешения вопроса об открытии храма затрудняла получение положительного ответа. Поэтому разрешение на открытие храмов оказалось фикцией: за 1944–1945 гг. в Совет по делам РПЦ поступило 5770 ходатайств, но удовлетворено было только 414[951]. Совет по делам РПЦ руководствовался прямым указанием В. М. Молотова, данным осенью 1943 г.: «Пока не следует давать никаких разрешений на открытие церквей… Открыть церкви в некоторых местах придется, но нужно будет сдерживать решение этого вопроса правительством»[952].

Новая политика советского правительства принесла изменения в положение Грузинской православной церкви (ГПЦ), которая в 1917 г. в одностороннем порядке объявила о независимости от РПЦ (восстановила статус-кво 1811 г.). В 1943 г. И. В. Сталин, который с семинарских дней имел глубокие познания о грузино-русском церковном конфликте, взял на себя миссию «миротворца» в отношениях между двумя церквями[953]. 14 ноября 1943 г. Синод РПЦ принял постановление о признании автокефалии Грузинской церкви. Автокефалия была неубедительно обоснована тем, что Грузинская ССР «входит в Советский Союз как отдельная республика, имеет в известных границах свое государственное управление и точно определенную территорию»[954]. 19 ноября 1943 г. было провозглашено возобновление канонического общения РПЦ и ГПЦ[955]. Однако в отношении автокефалии грузинское православие, по замыслу властей, должно было оставаться исключением, а не прецедентом[956].