над всем населением своей области. Между тем imperium «включает в себе право меча, то есть полномочие наказывать преступников, a также гражданскую юрисдикцию, которая выражается в способности утверждать в правах владения имуществами»[916].

Стало быть, с одной стороны, он облечен был уголовною юрисдикциею: «Он обязан очищать провинции от лихих людей, разыскивать виновных в кощунстве, разбойников, похитителей людей, вообще всех воров и наказывать каждого, смотря по его преступлению»[917]. Он мог применять всю лестницу наказаний: смерть, каторжные работы в рудниках, заключение, штрафы[918]. Он должен был подавлять всякое насилие, всякое нарушение собственности, уничтожать все незаконные сделки[919].

С другой стороны, он стоял во главе, как мы говорим, гражданского судопроизводства, которое римляне специально обозначали термином iurisdictio. Всякие тяжбы о собственности, наследовании, завещании, о правах личностей, то есть о свободе, вольноотпущенничестве или рабстве, предъявлялись ему. Он же утверждал такие акты, как усыновления, отпуски на волю, эманципации от отеческой власти; он же назначал опекунов[920].

Таким образом, наместник являлся единственным судьею в провинции, как по уголовным, так и но гражданским делам. Он наказывал преступления, он же устанавливал право в кругу определения гражданских интересов. Все судебные функции, которые в Риме разделялись между несколькими магистратами, соединялись в провинциях в руках наместника[921].

Избранные вожди городских общин являлись также магистратами; они должны были поэтому обладать юрисдикцией. Действительно их официальный титул был duumviri iuri dicundo. Ho в их компетенции этот основной принцип проведен был менее отчетливо и решительно, чем в кругу деятельности, предоставленном правителям провинций. Если мы пересмотрим тексты юрисконсультов в Дигестах, мы не найдем в них ясной формулировки судебных прав муниципальных магистратов. Напротив, мы встречаем в них указания, что они не могли произносить приговоры даже над рабом, из чего вытекает, что они тем более были лишены уголовной юрисдикции над людьми свободными[922]. Далее мы находим утверждения, что дуумвиры не могли налагать наказаний[923]. Еще позже закон воспретил муниципальным начальникам присуждать к штрафам и в уголовной области возложил на них лишь обязанность арестовывать виновных и доставлять их в суд[924]. Даже в гражданской области, узнаем мы из одного отрывка Ульпиaна, жалобы представлялись провинциальному наместнику, который только поручал предварительное следствие муниципальным магистратам[925]. Итак, по многим признакам кажется, что последние принимали лишь очень мало самостоятельного участия в судопроизводстве[926].

Если мы обратимся к другим писателям, не юридическим, то власть муниципальных магистратов в области суда нарисуется более значительною. Светоний изображает нам одного муниципального эдила, творящим суд с высоты трибунала[927]. Сикул Флакк обозначает как общее правило, что «муниципальные магистраты обладают властью брать и судить»[928].

Бедность документов, можно даже сказать, их полное отсутствие по данному вопросу, по крайней мере поскольку дело касается Галлии, оставляет вопрос о муниципальной юрисдикции в большой темноте. Вот что мы считаем здесь вероятным: 1. Отношение между муниципальной юстицией и судебными правами провинциального наместника никогда не было определено точным образом, откуда произошло, что последний мог делать в этой области все, что хотел. 2. По праву муниципальная юстиция (за исключением римских колоний) формально не признавалась; так как магистраты городов не обладали imperium’ом, юрисконсульт не мог видеть в них настоящих судей. 3. На практике многие дела ими разрешались окончательно; другие рассматривались ими, но с обязанностью подвергать решения утверждению провинциального наместника. 4. В уголовной области часто происходило, что муниципальные магистраты производили преследования, руководили следствием, судили, но в случае обвинения представляли свои приговоры к утверждению наместника, который один мог произносить смертные приговоры[929]. В общем выводе, муниципальные суды существовали фактически, но обладали лишь узкою, низшею и как бы временною компетенциею. Без сомнения, судебная власть в настоящем смысле слова, полная и сильная, принадлежала лишь представителю центрального правительства. «Нет ни одного судебного дела в провинции, – говорит Ульпиан, – которого бы он не разрешал»[930].

Провинциальный наместник судил часто чрез уполномоченных им лиц. Он не в силах был, конечно, лично решать все дела, возникавшие на таких обширных территориях, как Нарбоннская или Бельгийская Галлии, поэтому он передавал, если хотел, свои права лицам, которые судили от его имени. У него были прежде всего всегда один или два помощника (legati proconsulis), которые судили как его заместители в гражданском и уголовном порядке, представляя его и его полномочия[931]. Затем он мог по желанию назначать судей низшей категории (iudices pedanei). Их атрибуты нам малоизвестны, но ясно одно, что они назначались именно правителем провинции[932], так что они не были собственно государственными чиновниками, но агентами или уполномоченными наместника. Очень вероятно, что они не являлись судьями, назначенными в определенные округи, чтобы ведать в них всякие судебные дела, но что им поручалось ведение какой-нибудь специальной категории дел[933]. Закон воспрещал им рассматривать дела большой важности, например процессы о свободном происхождении (ingenuitas)[934]. Наконец, провинциальный губернатор имел право давать судью сторонам в каждом отдельном процессе[935]. Такой прием, очень часто употреблявшийся, даже сделавшийся обычным в Древнем Риме, распространился и в провинциальном мире. Стороны являлись к правителю, представляли предмет тяжбы; он поручал судье, назначенному им самим, приступить к расследованию данных и сообщал последнему наперед формулу, которая как бы заранее диктовала ему, смотря по тому, какие факты обнаружатся, решение, которое он должен произнести. Иногда сравнивали эту процедуру с новейшим судом присяжных, но она ни в чем на него не похожа. Этот iudex исполнял только специальное поручение своего начальника. Последний мог всегда, если хотел, судить самолично, он «давал особого судью» сторонам по такому-то отдельному делу лишь тогда, когда желал уменьшить себе работу[936].

В результате право суда не принадлежало в римской Галлии ни особому сословию судей, которые назначались бы пожизненно, как в современных обществах, ни коллегиям присяжных, ни народным собраниям; оно всецело и исключительно входило в компетенцию человека, который легально один был в провинции магистратом, то есть обладателем imperium’а, областным начальником, проконсулом или императорским легатом.

2. Consilium

Этот всемогущий магистрат, который один был облечен судебною властью, фактически не мог никогда оставаться одиноким при отправлении своей функции. Мы сейчас увидим здесь, что римляне, очень абсолютные в теории, не всегда оставались такими же на практике. В судебном устройстве, как и во всем другом, они придумывали ограничения и обходы, которые, не ослабляя власти, смягчали ее проявление.

Сам император, когда творил суд, был окружен Советом[937]. Конечно, никто не обязывал его действовать совместно с этим Советом: он сам кроме того назначал его