Прочитав протоколы Особого совещания по обороне, можно утверждать, что именно там произошло глубокое и драматическое знакомство некоторых его участников с будущими проблемами государственного управления, а участники эти являлись будущими руководителями Февральской революции — А. И. Гучков, П. Н. Милюков, М. В. Родзянко, А. И. Коновалов, В. А. Маклаков, Н. В. Некрасов.

Кроме того, именно там Шульгин познакомился с генерал-майором Н. М. Потаповым и статским советником А. А. Якушевым, будущими главными фигурантами контрразведывательной операции «Трест», и доверился им вопреки логике Гражданской войны.

Но все это будет позже, а пока на совещании слышится уверенный голос генерал-лейтенанта Маниковского, призывающего «умерить алчность капиталистов, ограничить прибыль»[168].

Генерал Маниковский отбивался изо всех сил. Его пытались сместить, однако достойной замены не было, а после предшествующей «сухомлиновщины» вообще трогать генерала было неразумно. И все же, по выражению соратника Маниковского полковника Е. З. Барсукова, шли «крестовым походом на казенный сундук». Евгений Захарович Барсуков с января 1916-го по февраль 1918 года был начальником Управления полевого инспектора артиллерии при Верховном главнокомандующем и председателем комиссии по организации тяжелой артиллерии особого назначения, затем служил в Красной армии, где дослужился до звания генерал-майора.

Как правило, вырванные заказы исполнялись с опозданием, дороже и с более низким качеством, чем на государственных заводах.

Некоторые члены Особого совещания выступали явными лоббистами, и по предложению Маниковского Особое совещание постановило выдавать аванс подрядчикам только под гарантии банка.

Но это лишь усугубило проблему, допустив владельцев банков к оборонному бюджету, к «быстрым деньгам».

«Отсюда началось, — отмечал Барсуков, — закабаление нашей промышленности банками, которые, выдавая свои гарантии, конечно, не за маленькие проценты, преследовали исключительно свои ростовщические цели, нисколько не считаясь ни с состоянием попавших к ним в сети заводов, ни с интересами обороны… Выгодна была такая система только для дутых предприятий, которые заранее знали, на что шли, и которые изощрялись в подстраивании разных форс-мажоров».

Маниковский отмечал, что российские промышленники «безмерно обогатились в самую черную годину России»; за 3-дюймовый снаряд частным предприятиям переплачивали 5 рублей 49 копеек, а за 6-дюймовый — от 23 до 28 рублей.

Маниковскому вопреки всему удалось наладить военное производство, стали строиться новые заводы, расширяться старые.

И самое интересное, что идейно было поддержано и Шульгиным, 20 октября (2 ноября) 1916 года правительству был направлен доклад ГАУ «Программа строительства новых военных заводов», который фактически представлял собой предложение руководства военной промышленности начать перестройку российской экономики и ограничить претензии буржуазии. Согласно «Программе» сильное ядро государственных заводов должно составлять основу промышленности в военное время, а после войны — быть регулятором цен и лидером научно-технического развития. Частные заводы должны были укрепляться ячейками военных производств под контролем ГАУ.

Шульгин поддержал идею милитаризации крупных заводов и максимального увеличения государственного участия в организации военной промышленности «на основах государственного социализма».

Это означало, что существующий порядок управления требует изменений.

И кто должен был установить новый порядок? Царь, правительство, армия, Прогрессивный блок?

«Программа» ГАУ фактически указывала правительству направление действий по формированию государственно-монополистического порядка: «После войны частная промышленность должна заняться своим прямым делом — работать на великий русский рынок, который до войны заполнялся в значительной степени зарубежными фабриками… Вот поистине благородная задача для нашей частной промышленности — завоевать свой собственный рынок»[169].

К 1916 году поставки в действующую армию вооружений и боеприпасов значительно выросли, «войска повеселели».

В книге Маниковского, вышедшей в СССР под редакцией Е. З. Барсукова, содержится такой вывод: «Высшая военная власть, неспособная к самостоятельному руководству трудным и сложным делом боевого снабжения армии, вместо того чтобы во время войны со всей энергией искать выход из создавшегося положения и всемерно поддерживать развитие казенной военной промышленности, тщетно ищет спасения в создании многочисленных многолюдных совещаний и комиссий с участием „народных представителей“ и финансово-промышленных кругов.

В результате высшая военная власть оказывала поддержку представителям русского и иностранного капитала и разного рода аферистам в их алчном стремлении поживиться за счет русского народа, страдавшего от бедствий империалистической войны».

Вероятнее всего, эти слова написаны не им, но проблема была обозначена верно. У генерала было много оснований относиться критически к высшему начальству. И не случайно его связывали близкие отношения с председателем Центрального ВПК Гучковым, который даже назначил Алексея Алексеевича своим помощником по снабжению военного министра Временного правительства, каковым был сам Александр Иванович.

Милюков вспоминал, что у некоторых членов Прогрессивного блока даже была мысль «объявить Думу Учредительным собранием и передать власть диктатору (генералу Маниковскому)».

И чтобы завершить сюжет о начальнике ГАУ, скажем, чем закончилась его «Программа»: «Тотчас же после февральского переворота гг. промышленники настояли на образовании особой комиссии с преобладанием их для уничтожения казенного строительства, что и было ими успешно выполнено»[170].

Таким образом, можно сделать вывод, что в области военно-промышленной политики господа российские промышленники действовали не в интересах государства.

Зато будет вполне логичным добавить деятельность начальника ГАУ к другим явлениям 1915 года: Великому отступлению, созданию КЕПС, Прогрессивного блока, ВПК, смене Верховного главнокомандующего. Конечно, скоро последовали и другие события, но мы обозначили фундаментальные.

После создания ВПК биржевые настроения круто пошли в гору. (Не забудем, что, например, в 1910 году иностранные банки в металлургии владели 88 процентами акций, 67 процентов из которых принадлежало парижскому консорциуму трех банков. В паровозостроении 100 процентов акций находилось в собственности французской и германской банковских групп. В судостроении 77 процентов принадлежало французам. В нефтяной промышленности 80 процентов капитала было в собственности групп «Ойл», «Шелл» и «Нобель».)