Под конец, покрытые потом, довольные и измождённые, они свалились на простыни. Вика почти сразу уснула, так и не сняв до конца трусики.

Игорь же осторожно, чтобы ничего не испачкать, стянул с члена презерватив. Завязав его узлом, он подошел к форточке и отправил эту латексную медузу, наполненную его семенем, в свободный полёт с девятого этажа. В помойное ведро выбрасывать не стал – мало ли что.

«Надо будет вообще вазэктомию сделать!» – подумалось Мальцеву, пока он выкуривал последнюю за этот долгий день сигарету.

Оксана Заугольная. «Подкроватье»

– Он был настолько храбр, что спал, высунув ногу из-под одеялка.

– Был?

– Был.

(из подслушанного)

День пятый. Все началось с этих глупых бабочек, которых я нашла на подоконнике рядом с лампой. Или со страшилок, которые в этом дурацком лагере рассказывают днем? Не помню. Если бы я хотя бы догадывалась, что мне предстоит пережить, я бы взяла с собой толстую тетрадь и вела дневник с первого дня, а не портила учебник, записывая все это между печатных строк. Хотя нет, если бы я хоть догадывалась, что меня ждет, я бы лучше поехала с мамой к тете Вике, несмотря на ее вонючую псину и привычку щипать меня за щеки.

Может, кто-то найдет мой учебник и поймет, что с нами происходит. Не хочу в это верить, но, если послушать Марго, то самой мне рассказать эту историю не удастся.

День шестой. Мы пережили еще одну ночь, и я поняла, что так и не рассказала вчера, что же происходит. Вот же дура! Может, и не зря Костик зовет меня тормознутой телкой. Клянусь, если я вернусь домой, я расцелую его прыщавую рожу и больше никогда не назову вонючим скунсом. Хотя, видит бог, Костик только такого имечка и заслуживает!

Итак, началось все с бабочек. Хотя нет. Началось все с того, что меня прислали в «Самый веселый спортивный лагерь “Тяни-толкай”, где ваши дети будут счастливы каждую минуту» – так было написано в рекламном буклете с картинками до того вырвиглазных цветов, что я сразу заподозрила неладное. Я, но не мама. Та была так рада возможности не брать меня с собой к тете Вике, что даже проигнорировала мои вялые уверения, что мы со спортом несовместимы. Мне бы лагерь каких-нибудь тихих ботанов, где дети счастливы каждую минуту с книгой или телефоном в углу. Причем каждому ребенку по собственному углу, пожалуйста. Я даже была бы согласна на обращение «дети», хотя обычно сильно возражаю. Але, мне тринадцать! Какие еще дети!

Но мама пообещала, что я сама себя не узнаю, когда вернусь домой. Вся такая подтянутая и «счастливая каждую минуту». Короче говоря, я смирилась.

Мне пришлось сделать несколько справок и докупить кое-какие вещи, которые были внесены в список. Если отправляешь своего ребенка в спортивный лагерь, нечего удивляться тому, что в списке стоит спальный мешок или теннисная ракетка, верно? В общем, к началу смены я опоздала, и в комнату меня заселили последней. Забавно, но в комнате на восьмерых я была седьмой. Довольно странно для ужасно популярного лагеря с целыми выводками счастливых детей. К тому же мои новые соседки не выглядели ни спортивными, ни счастливыми. Я даже немного приободрилась. Может, мне не придется тут бегать и подтягиваться с утра до ночи, и найдется уголок, где ловит интернет? Подсказка. Мои надежды провалились. По всем пунктам.

Первый день прошел довольно сносно, Катя, Марго, Лиза, Аня и мрачные близняшки Харины показались мне не слишком общительными, но и не задаваками. Стоило уже тогда насторожиться, почему я попала в комнату с такими буками, но я уже была рада тому, что никто с порога не учит меня жить и не обещает окунуть в унитаз. В лагерях с таким надо держать ухо востро. Сама я не бывала раньше, но на что мне сериалы, верно? Так что беспокоиться я начала только вечером, когда девчонки закрыли все окна и начали забираться в спальные мешки.

Середина июля, за окном в тени +30 по Цельсию, мы должны были спечься в духоте или умереть от запаха преющих кроссовок. Я так и сказала им всем.

«Ты просто ничего не знаешь, – снисходительно произнесла Марго. – Поверь. Лучше не открывать окон и уж точно не вылезать из-под одеяла. Если хочешь жить, конечно».

«Лагерные страшилки! – сообразила я. – Наконец-то!»

Мама говорила, что в лагере по ночам рассказывают страшилки. Светят фонарем на лицо и вещают жуткими замогильными голосами. Пожалуй, именно поэтому я позволила себя уговорить на эту поездку.

Так что я решила подыграть и забралась под одеяло с головой. В комнате стало тихо. Все улеглись. Пытаясь дождаться, когда меня наконец попытаются напугать, я задремала. А когда проснулась, то услышала, что под кроватью кто-то скребется. Вот так: сквирк-сквирр. Не мыши, нет. Звук был коротким и длинным и шуршащим, словно кто-то большой проверял, насколько крепкая панцирная сетка у моей кровати.

Я сразу подумала, что это Марго забралась под мою кровать, и не стала высовываться посмотреть. Интересно, как быстро ей надоест валяться на полу и она вылезет, злая и вся в пыли? Так я и заснула.

День седьмой. Лиза после хоккея на траве расчесала ногу до крови. Я бы предпочла думать, что она поймала клеща или порезалась осокой, но Марго считает, что Лиза ночью высунула ногу. И теперь все. Лиза расплакалась и ушла в медпункт, а Марго снова решила рассказать страшилку про того-кто-под-кожей. Как специально!

Просто утром я нашла рядом с пыльной лампой несколько сухих бабочек. Ночные бабочки не похожи на дневных. У них толстые мохнатые спинки, крылья словно присыпаны пылью и все они будто пыль. Я лишь пальцем коснулась одной из них, а Марго подняла такой крик, словно увидела призрака. Вот тогда она и рассказала про бабочек. Эти мохнатые твари, похожие на сгустки подкроватной пыли, ночами летали по комнате. Слышала ли я шуршание, спросила меня Марго. Это их крылья. Если бабочка сядет на руку или ногу, если она только коснется лица, она сможет забраться под кожу. Ты ничего не почувствуешь сначала. Но потом начнешь чесаться и мечтать только об одном – избавиться от этого нестерпимого зуда. И даже подкроватная тварь покажется тебе избавлением.

Бабочки под кожей множатся и множатся, они изнутри едят человека, пока не остается лишь оболочка и они. Шуршащие своими сухими пыльными крыльями бабочки.

Даже мне стало жутко, а что говорить