Яринка думала о том же, потому что, наконец, выпустив меня из объятий, лихорадочно забормотала.

– Никто не догадается, даже не подумает! Это же можно хоть всю ночь сидеть, и камеры обходить почти не придётся, церковь ближе, чем лес! Дайка, ты чокнутая!

Я зарделась от удовольствия, вот уж не думала, что услышу от Яринки слова, которые обычно сама говорю ей.

Готовящаяся авантюра подняла нам настроение на весь оставшийся день. Мы ещё не знали, когда собираемся воплотить её в жизнь, и не обсуждали деталей, просто наслаждались самим фактом обладания новой дерзкой тайной. Воодушевлённая ею, я даже подстерегла возле администрации Марфу Никитовну и спросила, когда у нас теперь будут занятия и спевка.

– После похорон, Дашенька, – ответила она, погладив меня по щеке, – Послезавтра. Надо помочь Нюрочке справиться с бедой, отвлечь её.

Я подумала, что вряд ли занятия музыкой, да ещё в церкви, которая отвернулась от её горя, помогут Нюре, но послушно кивнула.

– Я обязательно приду.

Конечно, приду. Мне ведь надо разведать, какое окно лучше открыть и как сделать это незаметно. О том, что последует, если мы будем пойманы на месте преступления, я не думала. По сравнению с тем, что Дэн не выходит на связь, это казалось сущим пустяком. И вылазка в церковь теперь была единственным, что меня радовало, поэтому от неё я бы не отказалась ни под каким предлогом.

Прощание с усопшими прошло более чем скромно. Гробы привезли и поставили перед школой, так чтобы все желающие могли подойти. И подошли почти все, правда большинство, подозреваю, сделало это скорее из любопытства, чем из приличия. Мы с Яринкой подходить не стали, посмотрели издалека на восковые лица, на прислонённые к гробам венки, и вернулись в дортуар. Скоро туда подошли и Зина с Настусей. О погибшей девушке и её парне мы по молчаливому согласию больше не разговаривали, чтобы опять всё не закончилось ссорой. Но я знала, что своего мнения они не изменили, как и мы своего. Чтобы там не говорили о грехе прелюбодеяния и самоубийства, но мне пара погибших влюблённых казалась куда более заслуживающей уважения, чем все наши правильные учителя и воспитатели вместе взятые.

На следующий день после полдника я явилась в церковь, и там узнала ещё одну печальную новость. Нюра передумала становиться певчей, и больше не будет заниматься с нами.

– Я только надеюсь, что это временное решение, – сказала расстроенная Марфа Никитовна, – Нюра сейчас не в себе из-за смерти сестры, и это нормально. Нужно дать ей время.

Но я почему-то была уверена, что решение Нюры – окончательное. Сомневалась я и в том, что она по-прежнему хочет после приюта уйти в монастырь, чтобы посвятить свою жизнь богу. И тут я её прекрасно понимала.

Занятие получилось унылым и скомканным, зато мне хватило времени, чтобы выбрать окно, через которое будет удобнее проникнуть с улицы, и которое можно открыть незаметно для других, так что день всё равно прошёл не зря.

А на завтра я сделала ещё кое-что, чего делать до этого не собиралась.

После уроков, спустившись на первый этаж к раздевалкам, я увидела идущего мне навстречу Дэна, с кучей книг и тетрадей прижатых к груди. Дэн был полностью сосредоточен на том, чтобы удержать эту кипу, и меня не замечал.

Не знаю, что на меня нашло, возможно, задуманная вылазка в церковь придала храбрости и наплевательского отношения к приютским правилам, но я вдруг решила, что настало время расставить точки над "и" в нашем с Дэном общении.

Не сбавляя шага, я выхватила из сумки планшет, и уткнулась в него, словно чем-то там донельзя увлечённая. Но бросая взгляды из-под ресниц, проследила, чтобы загруженный Дэн оказался прямо у меня по курсу.

Столкновение произошло как по писаному. Опущенной головой я врезалась прямиком в стопку тетрадей и книг, отчего они вылетели из рук Дэна и живописно рассыпались вокруг нас, хлопая страницами.

– Ой, извини! – воскликнула я так, чтобы слышали окружающие, и присев на корточки принялась собирать упавшее.

Как я и ожидала, Дэн тоже присел, чтобы помочь мне, и когда наши головы оказались рядом, я шепнула, не поднимая глаз:

– Почему не пишешь?

– Дайка, обстоятельства изменились, – таким же быстрым шепотом ответил Дэн, – Потерпи.

Но я не хотела терпеть и ждать неизвестно чего. Поселившийся во мне дух бунтарства требовал жертвы.

– Мы тебе напишем записку сегодня. Обязательно прочитай. Это важно.

– Прочитаю, – через секундную паузу пообещал Дэн, – А насчёт ответа…

Но я уже поднялась на ноги, держа в руках собранные книги, дождалась, когда Дэн тоже выпрямится, протянула их ему. И только сейчас заметила, что он изменился. Чуть отросшие пряди волос и косая чёлка уступили место короткому ёжику, лицо покрылось ровным загаром, свидетельствующим о том, что там, за пределами приюта, мой друг много времени проводил на свежем воздухе. Вроде бы он даже немного похудел и вытянулся. Я вдруг вспомнила, что у Дэна в феврале был день рождения, а значит, ему уже шестнадцать лет.

Спохватившись, что мы уже долго стоим, глядя друг на друга, я сунула охапку книг в руки Дэну и заспешила прочь, ликуя в душе. Ликовала, конечно, и от своей находчивости, но в основном от того, что Дэн сказал "Потерпи". Значит ли это, что он не собирался прекращать наше общение, что ему просто мешали некие обстоятельства, те которые, как он выразился, изменились? Если так, то обстоятельства – дело временное.

На радостях я сразу кинулась разыскивать Яринку, чтобы сообщить хорошую новость, но в корпусе меня перехватила Агафья. С подозрением всмотревшись в моё раскрасневшееся лицо, она сухо сказала:

– Наконец-то. С тобой желает поговорить Михаил Юрьевич. Надеюсь, ты ничего не натворила?

Как будто натвори я что-нибудь, Агафья не узнала бы об этом первой!

– Нет, сударыня. Он хочет поговорить прямо сейчас?

– Не он, а Михаил Юрьевич, – строго поправила меня воспитательница, – Да, только что связался со мной. Идём.

Недоумевая, я засеменила следом за Агафьей. Обычно Голова и я беседовали по четвергам, в четыре часа, и я не ожидала, что мой педантичный жених вдруг изменит этой привычке.

Едва я водрузилась на высокий вертящийся стул, который словно норовистый жеребец, всегда норовил меня не то скинуть, не то умчать в случайном направлении, как Голова возник на мониторе со скорбно поджатыми губами.

– Здравствуйте, – неуверенно пискнула я, гадая, что может означать его печальный вид. Неужто нашёл другую невесту, и теперь скрепя сердце собирается сообщить мне эту ужасную новость?

Стало смешно, и чтобы сдержать улыбку, я тоже поджала губы.

– Здравствуй, Даша, – покивал Голова, и сразу перешёл к делу, – Я слышал об ужасном случае в вашем приюте.

Я поморгала.

– Вы о самоубийстве?