— Выходные прошли хорошо, — отвечаю. — А у вас?

— Отлично, Нат, — заверяет он меня. — Ага.

И поскольку со дня нашего знакомства он никогда не притворялся ни на йоту, мне остаётся только заключить, что изначальная эйфория совершённого предательства ещё не прошла и — с учётом его искренней веры в то, что он способствует продвижению великой роли Британии в Европе, а вовсе не предаёт свою страну, — Эд всё так же доволен собой.

Мы идём на первый корт, он впереди, размахивает ракеткой и хмыкает чего-то там себе под нос. Мы подбрасываем волан — кто будет подавать первым. Головка показывает на его половину. Может, когда-нибудь Создатель мне объяснит, как получилось, что начиная с «чёрного понедельника», с которого пошла беспроигрышная серия побед Эда, подброс волана всегда заканчивался в его пользу.

Но я не даю себя запугать. Да, я не в лучшей форме. Из-за форс-мажора я пропускал утренние пробежки и тренировки в зале. Но сегодня по причинам, которые трудно разложить по полочкам, я себе поклялся, что уделаю его, чего бы мне это ни стоило.

Первые две игры — ничья. Кажется, Эд вошёл в то сумеречное состояние, когда он может спокойно отдать несколько розыгрышей. Если я стану забрасывать его «свечами» под заднюю линию, он начнёт беспорядочно бить смэши. Я даю «свечу». Но вместо того, чтобы ударить в сетку, как я ожидал, он подбрасывает ракетку в воздух, ловит её и объявляет с галантной уверенностью:

— Всё, спасибо, Нат. Сегодня мы оба победители. И к слову, спасибо ещё за кое-что.

За кое-что? За то, что я случайно разоблачил его как русского шпиона? Поднырнув под сетку, он хлопает меня по плечу — впервые! — ведёт через бар к нашему столику и указывает на стул. Вскоре он возвращается с двумя запотевшими кружками разливного «Карлсберга», оливками, кешью и чипсами. Садится напротив, передаёт мне мою кружку, поднимает свою повыше и произносит заготовленный спич, в котором чувствуются его мидлендские корни:

— Нат, я должен вам сказать кое-что важное для меня, как, надеюсь, и для вас. Я собираюсь жениться на прекрасной девушке, которую никогда бы не встретил, если бы не вы. Так что я вам искренне благодарен не только за классный бадминтон последних месяцев, но и за то, что вы меня познакомили с женщиной моей мечты. В общем, спасибо и ещё раз спасибо. Ага.

Задолго до этого «ага» я уже всё понял. Я его познакомил лишь с одной прекрасной женщиной, которую, согласно моей шаткой легенде (тогда на корте разгневанная Флоренс отказалась ей подыгрывать), сам видел всего два раза: случайно в офисе моего фиктивного приятеля, торговца товарами широкого потребления, где она, высококлассный специалист, временно работала его секретаршей, и второй раз, когда она мне сообщила, что больше не намерена никому врать. Интересно, между делом она сказала своему жениху, что его желанный партнёр по бадминтону — бывалый шпион? Судя по его безмятежной довольной улыбочке, сопровождающей наши воздетые кружки, не сказала.

— Эд, какая замечательная новость, — изумляюсь я. — И кто же эта прекрасная дама?

Назовёт ли он меня лгуном и обманщиком, так как отлично знает, что мы с Флоренс проработали плечом к плечу почти полгода? Или, как фокусник, изобразит радостное изумление (что, впрочем, он уже и делает), достанет из шляпы её имя и огорошит меня им?

— Флоренс. Не помните такую?

Я пытаюсь вспомнить. Флоренс… Флоренс? Постойте. Вот что значит возраст. Я мотаю головой. Боюсь, что нет.

— Девушка, с которой мы играли в бадминтон, Нат. Ну вы даёте! — разражается он. — Прямо здесь. И ещё Лора. На третьем корте. Вспомнили? Она временно работала у вашего делового приятеля, и вы привели её с собой четвёртым партнёром.

Я наконец включаю память.

— Ну конечно! Вот какая Флоренс. Девушка что надо. Мои сердечные поздравления. Надо же так опростоволоситься. Эх, дружище…

Я пожимаю ему руку, а сам взвешиваю два несовместимых кусочка шпионского пазла. Флоренс сдержала данную Конторе клятву — по крайней мере, по моей части. А Эд, разоблачённый русский шпион, собирается жениться на нашей недавней сотруднице, что может вывести национальный скандал на небывалый уровень. Эти обрывочные мысли проносятся в моей голове, пока он сообщает мне о планах «зарегистрироваться по-быстрому, без дураков».

— Я позвонил маме, она на седьмом небе. — Зависнув над кружкой пива, он в воодушевлении хватает меня за предплечье. — Она у меня помешана на Христе, как и Лора. Поэтому я ждал, что она скажет: «Если на свадьбе не будет Иисуса, то это конец света».

Я слышу Брина Джордана: провёл двадцать минут в церкви… самая простая… ни серебра, ни облачений.

— Но маму надо предупреждать сильно заранее, к тому же ей трудно передвигаться, — продолжает он. — Больная нога… Лора… Короче, она сказала: делайте как считаете нужным, а потом сделаем как положено: в церкви, с покрывалом, со всеми гостями. Она считает, что Флоренс — девушка первый сорт, а как иначе? Лора тоже так считает. Короче, в эту пятницу, ровно в двенадцать, в регистратуре Холборна. Там очередь перед выходными. Пятнадцать минут от силы на каждую пару, и следующие. А оттуда в паб, если вы и Прю согласны, она ведь у вас занятая, адвокат нарасхват.

Я улыбаюсь отеческой улыбкой, которая так бесит Стеф. Его рука по-прежнему лежит на моём предплечье. Я даю себе несколько секунд, чтобы переварить эти ошеломительные новости.

— Вы приглашаете Прю и меня на свадьбу, Эд, — подытоживаю я с подобающей торжественностью. — Вашу свадьбу с Флоренс. Что я могу сказать, для нас это большая честь. Прю, я уверен, воспримет это так же. Она много о вас слышала.

Я всё ещё пытаюсь осмыслить это неожиданное известие, и тут он меня добивает:

— Раз уж об этом заговорили, я подумал, может, заодно выступите моим шафером. Если вы не против. — Он расплывается в улыбке, которая, вместе с его новообретённой привычкой вцепляться в меня при первой возможности, становится практически константой в сегодняшнем разговоре.

Отведи взгляд. Посмотри в пол. Соберись с мыслями. Снова подними голову. Ответь спонтанной улыбкой удивления.

— Конечно, я не против, Эд. Но неужели у вас нет кого-то примерно вашего возраста? Старого школьного друга? Университетского товарища?

Он задумывается, пожимает плечами, мотает головой с глуповатой ухмылкой.

— Вроде никого, — признаётся он, а я уже перестаю различать, когда испытываю настоящие чувства, а когда только делаю вид. Он освобождает моё предплечье, и мы с ним обмениваемся мужским рукопожатием в английском стиле.

— И мы подумали, что Прю может выступить свидетелем, как они того требуют. Если, конечно, она не против, — продолжает он безжалостно, хотя моя кружка и без того переполнена. — При необходимости они могут сами кого-то назначить, но мы считаем, что Прю лучше справится. Она ведь адвокат, правильно? Она всё сделает как надо и по закону.

— Вы правы, Эд. Если её рабочий график позволит, — осторожно добавляю я. А про себя думаю: ну это уже точка.