– Что там? Что? – Кристина остановилась, вглядываясь в толпу.

Леонид раздраженно скрежетнул зубами. Они почти пересекли платформу. Оставалось слезть и пройти в туннель к Петроградке. Несколько человек, заметившие их на платформе, даже не заинтересовались пришельцами.

– Не важно, пойдем. – Чита мягко потянул девушку к себе. Она дернула рукой.

– Власов, – коротко напомнил Леонид.

– Их повесили. – Кристина тяжело выдохнула и обмякла, будто теряя сознание.

Леонид промолчал. Он заметил висельников, как только они забрались на платформу. Трудно было не заметить тела, болтающиеся на так и не разобранных после выступления цирковых артистов строительных лесах. Догадаться о том, что происходит в толпе, обступившей импровизированную виселицу, также не составило труда.

– Крис, надо идти, мы ничего…

– Не могу… – Кристина взглянула на него повлажневшими глазами, отвела взгляд и вдруг рванулась. Освободившись, она быстро зашагала к толпе.

Леонид, крепко выругавшись, бросился следом, спохватился, оглянулся на Кольцова. Ученый с взволнованным лицом семенил следом.

Дочь коменданта ворвалась в толпу подобно маленькому смерчу. Принялась толкаться, протискиваться вперед.

Чита маневрировал, пытаясь не терять ее из виду, периодически отыскивая глазами Кольцова, который, будто бы назло, так и норовил отстать. Чем дальше Леонид пробирался, тем плотнее сжималась толпа. В конце концов он потерял Кристину из виду. Принялся озираться, на секунду заметил знакомый пуховик, который тут же исчез. Парень бросился туда, оказавшись у самой виселицы.

– Что происходит? – Он ткнул в плечо ближайшего мужика. Тот что-то недовольно пробурчал, но, увидев Леонида, растерялся.

– Леня, ты как здесь? Вы куда, блин…

– Петрович, в чем дело?

Петрович был толковым мужиком. Наркотой не баловался, пил не больше остальных, в долги не залезал. Разбираясь в электронике и механике, подрабатывал ремонтом всякой всячины – часов, фонариков, магнитофонов на батарейках.

– Цыгане белены объелись.

Любил он вот такие непонятные присказки. Непонятные, потому что из прошлой жизни. Леонид попробовал представить, что такое белена. Наверное, что-то вроде беляша. Беляши Чита пару раз пробовал на Площади. Из крысы, конечно, но приготовлены отменно – поджаристые, хрустящие пирожки так и сочились жирком при каждом укусе. Блин, как же хочется жрать!

– А может, и не белены, а чего позабористее, – поразмыслив, добавил Петрович.

– А Кузнецов чего?

– Дурак. Когда Кристина убежала, а веганцы Бориса убили за то, что он за ней недоглядел, такое началось… Павел бунта боится и самых разговорчивых повесил.

– Придурок… – оценил Леонид умственные способности Кузнецова, разглядев в одном из повешенных цыгана.

Дед рассказывал, что цыгане на Выборгской когда-то были настоящей силой. Сплоченные и жестокие к чужим, они промышляли продажей дури, что позволяло им жить припеваючи. Но, как говорил Якорь, жадность фраера сгубила.

Цыгане полезли со своей дурью на Площадь Ленина, после чего на Выборгскую наведались с ответным визитом торговцы с Площади. После их визита от сильного цыганского племени осталось человек десять, которые еще долго прятались в туннелях, примкнув к гнильщикам.

Комендант Выборгской пожалел оставшихся в живых цыган и пустил обратно на станцию. Те, стоит отдать им должное, особо не борзели, а общественные работы выполняли с ничуть не меньшим усердием, чем все остальные.

И все же иногда стычки бывали. Цыгане до поры до времени не показывали зубы, но не позволяли клыкам затупиться. Чита отлично помнил несколько случаев, когда кого-нибудь из них ловили на нечестной торговле, после чего вся родня провинившегося вставала за него и отбивала преступника прежде, чем его настигала расправа.

Леонид побаивался цыган и, если честно, завидовал. У него из родни была лишь мать. Отца он не знал. Мать была на того не в обиде, что он не захотел жить с ними. Говорила, мол, тяжелое было время. Себя-то прокормить нелегко, а тут еще баба понесла. Но при этом не любила про него вспоминать. Да Чита не особо и расспрашивал. Один раз он случайно узнал, что его отец живет на Площади, но не предпринял никаких попыток его найти.

Цыгане же плодились так, будто абсолютно не испытывали нужды. Дряхлые глубокие старики с их бесконечными притчами; старики посвежее, еще способные накостылять провинившимся младшим; взрослые сильные мужчины; горячие подростки; дети неопределенного возраста, чумазые, одетые в передаваемые по наследству лохмотья; совсем крохотные карапузы, которые еще и ходить толком не умеют.

Сейчас цыгане стояли в центре толпы. Старики, женщины и дети – чуть поодаль, за спинами мужчин. А вот мужчины замыкали плотное кольцо вокруг виселицы, загнав под нее Кузнецова с несколькими подручными.

В руках у Павла и его приспешников были пистолеты – последнее огнестрельное оружие на Выборгской. Руки цыган, на первый взгляд, были пусты. Однако стоящим за их спинами было заметно, что именно мужчины стараются прятать. Присмотревшись, Леонид заметил, что в руках у цыган ножи. Длинные кухонные, охотничьи и даже пара складных – все, что они сумели отыскать.

Парень пробрался вперед, ощутил, как учащенно бьется сердце. Слюна стала настолько вязкой, что казалась шершавой. Каждая попытка сглотнуть превращалась в адскую муку. Дело было очень плохо.

Во главе цыган был Мика, ровесник Леонида, уже успевший заслужить авторитет у взрослых. Рассудительный и хладнокровный, когда цыгане были в меньшинстве или когда нужно было терпеливо вынести побои от старших, но отчаянный и бесстрашный, когда того требовала ситуация. Настоящий цыган, как говорил Дед, никогда не будет делать то, что ему невыгодно. Если же Мика что-то делал, то выгода была на его стороне, даже если на первый взгляд казалось иначе.

Месть – это хорошо. Это по-цыгански. Но Мика – не дурак, чтобы мстить вот так, сгоряча, кидаясь на вооруженных людей с ножами. Это еще вопрос – чья возьмет. У Кузнецова – огнестрел, но мало людей. Цыган в три раза больше, да и общественное мнение в данный момент на их стороне. Павел явно подорвал общественное доверие, начав вешать людей. Комендант его и сам бы за это по голове не погладил, вот только вряд ли слово коменданта уже будет что-то значить. Мика явно хотел воспользоваться моментом и подмять станцию под себя.

Читу затрясло еще сильнее, когда он представил, что будет, если цыгане завладеют огнестрельным оружием и начнут наводить здесь свои порядки.

– Ты не прав, – покачал головой Мика, – мы дождемся коменданта, и он сам скажет, что с тобой делать. Но оружие пока побудет у меня. Так спокойнее.

– Кому? – Кузнецов нервно жевал толстую нижнюю губу. – Тебе, что ли?

– Я особо и не переживаю. – Мика хмыкнул и харкнул через дырку в зубах. Плевок ударился в перекладину строительных лесов, скатился, оставляя за собой мокрый след, будто бы от проползшего слизня.