Марис за все время так и не посвязил, хоть мы и обменялись кодами. Ни разу.

Я тоже ему не связила.

— Привет.

— Ничего себе.

Сегодня был последний день перед вылетом, и я никого не ждала. Тем более что накануне Далька с Винсом просидели у меня часа четыре, попивая энергик и перебирая общие воспоминания детства, и я была уверена, что мероприятие «дружеские проводы» можно считать выполненным и удаленным из каталога. Завтра с утра предстоит еще медосмотр, а я их по-настоящему боюсь. Надо бы пораньше лечь, то есть хотя бы через полчаса, а тут…

— Я хотел поговорить, Юсь. Мало ли… вдруг…

Он замялся; действительно, не может же он ляпнуть мне в лицо, что сомневается, вернусь ли я оттуда. И это меня всерьез разозлило.

— Вчера не наговорились? Меня уже здесь нет. Я на Гаугразе!

— Не выдумывай. У меня же твой маячок.

Когда Винс шутит, его еще можно терпеть. К тому же правда черт знает, когда мы увидимся в следующий раз. Я вздохнула и подтолкнула к нему гостевую скользилку:

— Поехали.

Моя комната со слепыми мониторами, проаннигилированная до основания, не считая постели (ее я отложила на завтра: почему бы не поспать последний раз с комфортом, в несколько слоев?), произвела на Винса сильное впечатление. Вчера здесь было довольно уютно, я старалась. Даже закачала на одну стену детскую виртуалку, очень прикольную, — но детей Далька и Винс с собой не взяли, бросили дома на Воспитальку. А жаль.

— Падай. — Я указала Винсу на кровать. — Только давай по-быстрому, мне завтра рано вставать.

Получилось двусмысленно, и я нервно хихикнула. Винс тоже улыбнулся в усы. Осторожно опустился на край постели, сразу утонув в ней по пояс, будто в ванне, запущенной в водно-мыльном режиме.

— Юсь…

Я присела рядом. И вдруг подумала, что он совершенно не изменился за последние пятнадцать лет. Ну, вырос, возмужал, отпустил усы, женился и завел детей. А так — тот же самый конопатый Винс, которому я когда-то отчаянно завидовала, что Ингар берет его в экспедицию. Только сейчас роли переменились: он завидует мне. Но ни тогда, ни теперь у него не хватило бы пороху и куражу, чтобы подменить собой содержимое какого-нибудь вместителя.

Впрочем, когда имеешь дело с ГБ, это и невозможно. Чисто технически.

— Как ты будешь его искать? — спросил Винс.

Я пожала плечами:

— Обыкновенно. Это вполне согласуется с моей официальной концепцией. На Гаугразе приемлемы только консервативные методы работы. Перемещаемся по селениям, общаемся, задаем вопросы… Он не такой уж большой, этот Гауграз. А Роб — не может не выделяться, особенно там. Я думаю, выйти на него будет даже легче, чем на… ну, «гаугразский след».

— А потом?

Я поняла. Но все-таки переспросила:

— Что потом?

Винс заерзал, стряхивая на пол постельные хлопья. Молчал достаточно долго, чтоб я успела заранее просчитать его ответ, и наконец выдал почти слово в слово:

— Если он жив… если ты его найдешь… Не думай, лично я не сомневаюсь, что так оно и будет, — но, Юста, он ведь жил там пятнадцать лет! Думаешь, он захочет вернуться?

Я бросила кратко, почти без гласных:

— Его дело.

— И что тогда?

Его глаза, такие же растерянные и умоляющие, как пятнадцать лет назад, только с легкими морщинками в уголках. Я вздохнула. Все-таки хорошо, что Винс есть. Ему можно сказать. Выговорить наконец вслух то, что давно торчит в подсознании, подтачивая изнутри нервы и разум, будто вирус в безупречной Секретарше…

— Не знаю, Винс… Сориентируюсь по обстоятельствам. Может быть, останусь там.

Вот так. Ничего особенного.

Он кивнул. Так, словно тоже давно уже знал мой ответ.

— Я еще одно хотел спросить. Если с тобой… с экспедицией что-нибудь случится, как они будут реагировать? Ваши гебейщики? У них проработан какой-то вариант?

После того, как было высказано самое главное, я, почувствовала себя легкой и подвижной, как в полетной виртуалке, вскочила, взметнув целый рой мелких хлопьев, похожих на порошу в зимней экосистеме, рассмеялась, взъерошила белые Винсовы волосы:

— Это секретная информация. Может, ты гаугразский шпион?

Винс глядел на меня серьезно и грустно, и до меня сразу дошло, что мое внезапное веселье — просто неадекватная нервная реакция, и вообще пора ложиться, если я не хочу, чтобы меня завернули завтра на медосмотре прямо при входе в капсулу. А ответить на его вопрос — запросто. Проект с экспедицией с самого начала проходит под сверхсекретным грифом, вот только о нем почему-то известно несметному количеству чиновников и чиновничков вроде моего (теперь уж точно бывшего) любовника Мариса. Так что я — далеко не единственный источник стабильной утечки информации. У нас в ГБ привыкли.

— Если что, я активизирую аварийный чип на маячке. И за нами тут же высылают сверхскоростную капсулу. Все продумано, не переживай.

Винс кивнул:

— На маячке? Хорошо.

Не хватало еще, чтобы он, если что, бросился меня спасать.

— Сигнал на внецифровых частотах, — срочно пояснила я. — Его могут засечь только в Департаменте быстрого реагирования.

— А-а.

Некоторое время мы сидели молча. Винс явно собирался с силами, чтобы встать и попрощаться, и я ему не мешала. Хотя, наверное, стоило бы помочь… знать бы, как именно. Было бы неплохо, если б Далька сейчас посвязила, но она, видимо, опять занята. И ей совершенно неинтересно, где любимый муж пропадает по вечерам.

— Ты такая красивая, — вдруг сказал Винс.

— Да уж.

Черные косы, которые мне нарастили пару дней назад, кончались где-то на уровне колен, болтались по сторонам и, по правде говоря, сильно мешали жить. Я смутно представляла себе, как их расчесывать — каждый день!!! — и заплетать без зеркала с круговым обзором. А к линзам уже привыкла. Хоть никогда раньше их и не носила, мои глаза всегда меня устраивали — и по цвету, и как зрительный прибор.

А видок у меня получился еще тот. Дикая гаугразка из дешевого цифрофильма. Далька вчера с порога начала смеяться и хохотала без перерыва минут двадцать. И Винс, кстати, тоже улыбался из-за ее плеча.

Сейчас он смотрел на меня…

Мне не нравилось, как он на меня смотрел.

— Слушай, я правда устала, — выговорила я, опустив глаза. — Привет Дальке, детей за меня почмокай. Счастливо!

Винс послушно встал на скользилку. Но еще долго не мог заставить себя вот так просто взять и уйти.

* * *

Гиндер был серьезен, как мастодонт перед прыжком в высоту.

Слав — возбужден, нервно развязен и все время пытался хохмить.