чувствуя, как обожгло вены и немного зашумело в голове. Отошла с бокалом к окну, глядя на черное небо и умоляя время не бежать так быстро и неумолимо. Только именно в эту секунду я не знала сама, почему хочу, чтобы оно остановилось. Потому что могу не или потому что понимаю, что, подсыпав яда Ману, я больше никогда его не увижу… я стану его убийцей и должна буду с этим жить до самой своей смерти. А еще я буду убийцей Миры.

– Так что ты готова мне подарить взамен на мою щедрость по отношению к твоей подружке?

Смерть. Я готова подарить тебе только смерть. Больше ничего. Не имею морального права. Пальцы сами бросили шарик в настойку, и я увидела, как забурлила жидкость мелкими пузырями. Повернулась к Алмазову.

– Говорят если выпить из бокала врага, вы узнаете его мысли.

– Ты считаешь меня своим врагом, Оля?

– Мы родились врагами, Ману. Возможно, когда-нибудь это изменится… но не сейчас.

Он вдруг привлек меня к себе за талию, и я опять занервничала. Только не позволять ему отобрать контроль, не позволять заставить снова желать его.

– Если бы я считал тебя врагом, я бы давно содрал с тебя кожу живьем или отдал на потеху своим людям. Я бы изуродовал твое лицо и тело до неузнаваемости…Сегодня, когда увидел тебя перед ним на коленях, мне хотелось это сделать. Исполосовать тебя плетью. До мяса. Чтоб места живого не осталось. Ты принадлежишь мне, чиреклы, и, если я узнаю, что кто-то к тебе прикасался, твоя смерть будет страшной, как и того безумца, который осмелится.

Залпом осушил бокал и швырнул на пол, а я шумно выдохнула и посмотрела ему в лицо, чувствуя, как меня начинает шатать от нервного напряжения. Почему-то именно в эту секунду я вдруг подумала о том, что совсем не уверена…о том, что я могла бы его…Могла бы, родись мы в другое время и при других обстоятельствах. Я бы могла …любить Ману Алмазова даже сильнее, чем любила моего Хищника.

– Так что ты готова мне подарить, девочка-смерть?

Он выжидал. А я не знала, что именно сказать, чтобы не загнать себя еще больше в угол, чтобы вырваться отсюда, чтобы не смотреть в его горящие глаза, когда знаю, что ему осталось несколько часов жизни, и он уже в эту секунду умирает. Кажется, я начинаю сходить с ума.

– Дай мне кинжал, Ману.

Намеренно по имени несколько раз подряд, видя, как светлеют его глаза. Ему нравится. Я это чувствую кожей, потому что воздух вокруг нас начинает нагреваться. Не спеша подошел к трельяжу, взял кинжал и вернулся ко мне. Протянул рукоятью вперед.

– Надеюсь, ты не решила снова меня зарезать, как вчера ночью?

Невольно опустила взгляд вниз, под тонкой рубашкой видна повязка. Сердце забилось быстрее от понимания, что он в любую секунду мог убить меня саму, но не сделал этого. Ману позволял мне ранить его тело снова и снова, и я не могла понять, почему. Точнее я понимала… любая бы поняла, но поверить в это было слишком сложно. Нет… не зарезать. Я пришла тебя отравить.

Он снова пропустил сквозь пальцы, погладил мои волосы, а я осторожно высвободила локон из плена мужских пальцев и срезала его. Протянула цыгану.

– Ты много раз говорил, что тебе нравятся мои волосы. Это все, что у меня есть на данный момент.

Он взял прядь и накрутил ее на палец, рассматривая блеск на свету от камина.

– Ценный подарок… Я бы сказал невероятный.

Потом поднял на меня опять потемневший взгляд и тихо спросил.

– Ты всем любовникам даришь свои волосы?

Лед под ногами пошел трещинами, и я судорожно глотнула воздух.

– У меня не было любовников.

– А парень из прошлого? Ему ты тоже дарила такие подарки?

Как же шатается пол под ногами. Смотрю в его глаза, и в голове свистит время. Оно отшвыривает меня назад на невероятной скорости. Пальцы Хищника, его улыбка, его голос… и кольцо из волос на ладони.

– Нет. Не дарила.

– Лжешь…Дарила. По глазам вижу, что дарила. А, может, ты их даже заплела в тонкую косу и надели ему на палец?

Мне захотелось за что-либо ухватиться, потому что меня пошатнуло и задрожали колени.

– Кто ты?! Кто вы такой, чертов Алмазов? Откуда, дьявол тебя раздери, ты все это знаешь? Или ты просто решил свести меня с ума?!

Он расхохотался очень громко, оглушительно, а у меня комната перед глазами вертится, вращается, и я держусь за горло, тяжело дыша. Бросила взгляд на пустой бокал на полу и почувствовала, как все внутри замирает от отчаяния.

Губы…руки…волосы. И по новой. Картинками. Даже туман появился перед глазами, и в ушах запульсировало до боли.

– Всего лишь догадка, Оля. Чего ты так испугалась? Побледнела. Дрожишь. Тебе страшно?

Провел костяшками пальцев по моей щеке.

– Боишься, что мертвецы умеют воскресать? Или что кто-то знает твои тайны? Не бойся. Те, кто умер, уже никогда не вернутся, а твои тайны известны только тебе и некому больше. Мертвые не могут проболтаться, не так ли?

Я смотрела ему в глаза, тяжело дыша, и понимала, что он прав. Этого не может быть. Никто ничего не знает, а мой Хищник мертв. А Алмазов…он просто угадал. Так ведь тоже бывает. Они нисколько не похожи и …он просто не может быть ИМ. Я бы непременно его узнала.

– Кроме того, пока ты рядом со мной, никто и никогда не осмелится причинить тебе боль…кроме меня самого, разумеется.

Пальцы все еще гладили мою скулу.

– Почему ты это делаешь?

– Что, Оля?

– Прикасаешься ко мне…постоянно…

Чувственные губы слегка дрогнули, и он наклонился ко мне еще ниже.

– Потому что мне настолько хочется тебя касаться, что это желание сводит меня с ума..

Взял меня за руки и положил к себе на грудь, прижал сильно.

– А говорят, что женщины намного чувствительней мужчин и умеют узнавать сердцем. У тебя, есть сердце, чиреклы? Или там остался один высокомерный лед и ненависть?

Интонация голоса менялась так стремительно, что меня начинало тошнить от ужасного ощущения, что я уже пошла ко дну. Барахтаюсь, пытаясь выплыть, и не могу. Меня засасывает в воронку, в жуткий круговорот.

– Не знаю.

– И я не знаю. Иногда мне хочется вскрыть тебе грудную клетку и посмотреть, есть ли оно у тебя на самом деле.

– Чего ты хочешь от меня, Мену? Я не понимаю тебя. Я не понимаю ни одного из твоих поступков. Я не понимаю твоих проклятых