же женщины зависит. Не в том дело: вы — ровесники, а значит и стариться будете вместе. А мужчины в «возрасте», сделавшие успешную карьеру (не все конечно!) часто бросают своих потерявших былую привлекательность «боевых подруг» и женятся на молоденьких.

— Le bas-fonds!

По-французски знаю только «l’amour» и, ещё с десяток расхожих слов и их сочетаний… Но, судя по её лицу — слово очень нехорошее!

Щёлкаю в разочаровании пальцами:

— Ты должна научиться рассуждать не как женщина — а как беспристрастная счётная машина! В человеческой природе обоих полов существуют некоторые психологические особенности — которые мы изменить не в силах. Не в том дело — плохо это или хорошо: женщин украшают бриллианты, а мужчин — женщины. Ты бы хотела выйти «на люди» с потускневшим алмазом в диадеме?

Невольно вспоминается Никита Хрущёв со своей старой колхозной «коровой», которую он — от большого ума видать, возил на показ по всему Белу свету… Вот, клоун в вышеванке!

— Пожалуй, нет, — произносит задумчиво.

— Почему же, ты тогда осуждаешь мужчин?

Протестующе взмахивает руками, смеясь:

— Уже нет, я их теперь понимаю.

Прогресс, прямо-таки шагает семимильными шагами!

— Так что, Ефим тебе не подходит: тем более пример его отца — Фрола Изотовича, у всех на виду и на языцех. А мальчики повзрослев, часто волей-неволей повторяют пройденное их отцами… Значит, что?

— Значит, надо искать не «поручика» — а уже «готового» штабс-капитана, или даже подполковника, — прикидывает рассудительно, — старше себя, но не сильно.

Смеюсь:

— «Под полковника, под полковника»!

— Хихихи!

— В правильном направлении мыслишь, Elizabeth! Тебе нужен мужчина старше тебя — но не «критично» старше, причём уже находящийся на достаточно высокой ступеньке карьерной лестницы и имеющего перспективу взобраться по ней «на самый вверх».

— Да, где ж я такого…?

— Стоп, не перебивай! Но, этого мало: его надо не просто обольстить своими выглядывающими из-под юбчонки коленками или выпирающими из-под блузки сиськами…

Елизавета густо покраснела.

— … Его сначала надо отбить у соперницы — перспективный мужчина «в возрасте» редко бывает одиноким. Затем — приручить, выдрессировать и науськать взять самый «Олимп» — чтоб ты там уселась при нём, подобно богине Геры при Зевсе-громовержце. Я достаточно ясно выражаюсь, Елизавета?

— Вполне… Но, я так не смогу!

— Сама ты, определённо не сможешь — тебе не хватает ни опыта, ни знаний, ни мужского — стратегического взгляда на некоторые вещи. Но, если с тобой рядом будет учитель…

— Серафим?

Киваю головой, потом поднимаюсь и, зевнув, безапелляционно говорю:

— Ладно, на сегодня думаю вполне достаточно. Если ты согласна, чтоб я стал твоим учителем и помог осуществить твои мечты — внешне, давай оставим всё как есть. Ежели нет… Просто исчезни с моих глаз долой -я не хочу попросту тратить на тебя время. Ты поняла?

— Да…

— Очень хорошо, девочка! Когда я вернусь из Нижнего — ты должна уже определиться. Спокойной ночи и самых приятных сновидений И, передавай большущий привет maman…

Я потрепал её по атласной щёчке и направился на выход.

— Серафим, постой!

Я приостановился:

— Что-то хотела ещё спросить? Ну… Спрашивай, что молчишь — как рыбой об лёд?

— Ты… Ты когда-нибудь, кого-нибудь любил? — в её голосе слышалось сильное сомнение.

— Да, любил! Маму, папу, сестёр и свою первую учительницу… Когда служил в армии — любил Родину, всё без исключения полковое начальство и лично самого товарища Троцкого.

— Хихихи! Я не про то… У тебя была девушка? Ты её любил?

— Была… Любил…

— И, как…

— И «как женщину» тоже.

— Хихихи! Я не про «это»… Что с ней?

— Я её навсегда потерял.

Должно быть, это было сказано слишком трагическим тоном.

— Ой, — прикрыла она ладошкой рот в испуге, — извини…

— Это, вы с Надеждой Павловной меня извините, — склоняюсь в поясном поклоне, -если не оправдал каких ваших надежд.

Ещё раз попрощавшись, я вышел.

* * *

Какой час, интересно?

Матерюсь, вписавшись со всего маху в чей-то забор:

— … Твою мать! Долбанная околосельская местность — угораздило же сюда «попасть»…

Темень — хоть глаза выколи! Тем не менее, даже не вляпавшись впотьмах в чьё-нибудь свежее дерьмо — а всего лишь посуху пару раз растянувшись оземь, я почти на ощупь добрался до Трактира и постучался в дверь чёрного хода. После нескольких безуспешных попыток, нашарив на пыльной дороге с десяток мелких камешков, по одному стал бросать их в окно спальни Софьи Николаевны, пока те не кончились. Уже было собрался уходить крайне раздосадованным — как в комнате вспыхнул огонёк спички, затем загорелся свет керосинки. Наконец, окно открылось:

— Кому там по ночам не спится? Счас, из ружжа мужниного пальну!

— Это я — почтальон Свечкин, принёс журнал «Спид-инфо»… Примешь ли одинокого путника, хозяйка, иль мне пройти чуть дальше — к вашей «соседке», Дуньке Кулаковой?

— … Серафим, ты? Что-то случилось?

— Вскочилось, вскочилось!

— Беда, прям с тобой. Счас открою…

Запуская меня, Софья Николаевна полусонно пробурчала:

— Три часа ночи… Да когда уж, наконец — Графиня тебе даст? Совесть у этой дуры есть или нет⁈ ОГО-ГО!!! А, чё «он» у тебя такой твёрдый⁈

— Это Вы меня спросонья за кобуру с «наганом» лапаете, Софья Николаевна! А «ого-го» находится чуть правее…

— Хихихи! Ну ты чё, малахольненький — не здесь же…! А, впрочем… Ах… Ой… Ай… ОООО!!!

В то утро, я в первый раз опоздал на полустанок — на утренний развод караулов и, по-комсомольски честно — сам себе записал в личное дело первое предупреждение.

* * *

[1] Сергей Трофимов «Дальнобойщик».

[2]История этой особы мутна как воды Нила и даже настоящее имя её неизвестно. Несомненно одно — это была славянка: «Роксолана» это не имя — такое прозвище давали турки всем славянам, считая их потомками сарматов. В султанском гареме же, наложницу звали Хюррем Хасеки-султан. Чтоб выяснить национальность обратимся не в более поздние художествено-литературные источники и тем более — современые телесериалы, а к её современникам. Венецианский посол Бернардо Наваджеро называл Хюррем русской: «[donna]… di nazione russa». Другой венецианский посол — Джовани Баттиста Тревизано — называл её «султаншей из России»: «Sultana, ch’è di Russia». Венецианский военачальник Маркантонио Брагадино также называл Хюррем русской: «donna di nazion russa».

[3] Автор песни — поэтесса-эмигрантка Мария Вега (Мария Волынцева).

Глава