герцог Доблести и глава казначейства. При виде Глориан оба почтительно склонили голову – и прошли мимо.

– Вид у них встревоженный, – отметила, играя с ожерельем, Глориан.

– Это после собрания Совета Добродетелей. Мама говорит, всюду засуха. Некоторые ручьи и реки совсем обмелели – Леноу, Барт… Доносят, что люди кое-где переходят Лимбер, не замочив ног, а лодки садятся на мель. И хорошего урожая не ждут, так что будущий год будет тяжелее обычного.

Глориан помрачнела. Ей не приходило в голову, что дождливый Инис когда-нибудь будет нуждаться в воде.

После извержения горы Ужаса что-то переменилось в мире. Зловещий цвет солнца предвещал недоброе. В прошлый раз вместе с огнем эта гора выпустила на волю Безымянного.

– Ваше высочество! – к ней подошел гонец. – Королева Сабран требует вас к себе.

Дурные предчувствия нахлынули новой волной. Глориан смахнула пот с лица, пригладила волосы. Было у матери обыкновение призывать ее к себе именно тогда, когда она в нелучшем виде.

Королева Сабран находилось в своей палате Уединения. Лиума сидела рядом, обшивая кружевом ее платье. Госпожа гардероба улыбнулась вошедшей принцессе. Прежде Лиума была еще строже Флорелл, но немного смягчилась с годами.

– Глориан, – заговорила королева Сабран, – надеюсь, твои занятия с наставниками не прошли сегодня даром.

– Да, матушка. Я занималась религиозными писаниями и осваивала сложные выражения на искалинском.

– Хорошо. Тебе следует отточить произношение, – заявила мать. – Жанаста руз зунга, фаураста руз херза.

«Знающий многие языки правит многими сердцами». Глориан отогнала робость.

– Атха мейсо ауда, – ответила она, стараясь точно выговаривать слова, – Са хауза ту андуги гала хаураста.

– Превосходный выговор, – одобрительно кивнула Лиума. – Прекрасно, ваше высочество.

– Да. Подойди, – велела королева Сабран. – У меня для тебя известие.

Глориан села к столу напротив матери, а Лиума поставила перед каждой кубок тонкой работы – из рубинового стекла, одетый в железное кружево.

– Какая красота! – залюбовалась Глориан.

– Подарок карментцев. Их тщательно отмыли.

Понимание обрушилось не сразу. Ей не приходила в голову мысль о ядах.

Лиума налила им темного вишневого вина и удалилась. Глориан сидела прямо, подражая в осанке королеве Сабран. Она и за шестнадцать лет не привыкла, глядя на мать, видеть собственные черты. «Губы как розы, как святая кровь на снегу, – говорил поэт. – Глаза зеленее ивового листа, волосы цвета воронова крыла».

– Первая новость, думается, тебя порадует, – сказала королева. – Мы решили расторгнуть твою помолвку с благородным Магнаустом Ваттеном. Он обвенчается с искалинской принцессой Идрегой Веталда.

Глориан постаралась скрыть улыбку от пронизавшего ее солнечным лучом облегчения.

– Как велите, матушка, – сказала она. – Я от души желаю им счастья.

Королева Сабран, дугой выгнув бровь, поднесла кубок ко рту. От вина губы стали еще румянее.

– Извержение горы Ужаса угрожает Добродетелям, – говорила она. – Теперь невозможно откладывать укрепление связи с Ваттеном до твоего семнадцатилетия. К счастью, Идрега согласна и достигла брачного возраста. Они с благородным Магнаустом вступят в брак на Зимнем пиру.

– В самый темный день?

– К новому году.

– Да… Подходящее время для нового союза.

Глориан смутно помнила Идрегу. Любезная, милая. Странная пара для презирающего все на свете Магнауста.

– Мы с твоим отцом посетим церемонию, которая состоится в Ваттенгарде, – сказала королева Сабран. – Затем новобрачные отправятся в Ментендон.

Глориан не удержала взметнувшейся в ней надежды:

– Матушка, я так давно не бывала в Хроте. Нельзя ли и мне?..

– Нет, – отрезала королева; увидев, как сникла дочь, она откинулась в кресле, опустила плечи. – Не могут одновременно покинуть Инис и наследница, и правительница, Глориан. Придется тебе остаться.

Глориан как вспыхнула, так и потухла. Чтобы отвлечься от обиды, она отпила вина.

– Все это не освобождает тебя от обязанности обвенчаться самой, – напомнила королева. – Принцесса Идрега оказывает нам большую услугу. Придется вознаградить наших искалинских друзей.

А наградой станет Глориан…

– Да, матушка, – только и сказала она.

Королева Сабран поглядела на дочь и отвернулась к окну, за которым расстилались поля.

– Здесь я просила твоего отца обвенчаться со мной, – сказала она. – Здесь, на берегу озера Лифрит.

– Правда?

Глориан никак не могла узнать матери на этих картинах: она плещется в прудах, предлагает свою руку чужому человеку, язычнику. Глориан много лет не слышала ее смеха. Взгляд Сабран был далеким, но мягким, губы сложились в улыбку.

– Да. В тот день мне было страшно. Я боялась связать себя с незнакомцем, с человеком, у которого, как я знала, руки в крови, – но я это сделала, чтобы спасти Инис от разъедавшей его гнили. От разврата, зависти, дряблости. Нельзя допустить, чтобы они снова прокрались в наши владения, Глориан. – Сабран сделала еще один крошечный глоток. – Сегодняшний вечер занят у меня приемом просителей. Тебя же прошу уделять больше внимания занятиям.

– Матушка, – сказала Глориан, – мне теперь шестнадцать. Если мне предстоит остаться в Инисе одной, я хотела бы ближе познакомиться с делами правления. Нельзя ли мне побыть при вас?

– Какой у тебя сегодня урок?

– Музыка. – Глориан откашлялась. – Я должна… совершенствоваться в пении.

Обе они знали, что голос у нее чистый, как болотная вода.

– Понятно. – В тон королевы Сабран закралось несвойственное ему легкомыслие. – Пожалуй, день-другой без пения можно обойтись.

Замок Глоуэн служил летней резиденцией. Отделанный деревом тронный зал не отличался величием аскалонского, но и в нем были красота и достоинство: беленые стены, устланные камышом полы. Дверь оставили открытой ветру.

Семьдесят просителей жались друг к другу, ожидая своей очереди обратиться к королеве Сабран. Кресло-трон из полированного каштана стояло под красным балдахином, за спиной высилось знамя с изображением Истинного Меча.

Глориан впервые заняла место рядом с матерью, на приставном стуле. Сидела она, развернув плечи и сложив руки на коленях, как учили наставники.

Инисцы обращались к своей королеве, если не находили правосудия в провинциях. Жалобы большей частью были скучны, запутанны или скучны и запутанны разом: доносы на соседей за мелкие преступления против веры, распри из-за кладбищенского участка или полевой межи, изредка – просьбы о королевском помиловании… А жара не давала собраться с мыслями. Но Глориан очень старалась. Когда она наденет корону, ее долгом будет выслушивать свой народ и в меру сил восстанавливать справедливость.

– Благородный Манселл, – приветствовала королева подошедшего немолодого мужчину. – Добро пожаловать. Как поживает твой супруг?

Мужчина поклонился:

– Ваша милость. Принцесса. Благородный Эдрик в полном здравии.

– А ваши дети?

Королева, как ни была занята, никогда не жалела времени на любезности.

– Роланд продолжает осваивать дела баронства под руководством Эдрика, – ответил Манселл. – Мара теперь служит вашей матушке в замке Бефрит. По ее словам, дама Мариан к ней очень добра.

До Глориан давным-давно не доходили вести о ее бабушке.

– Приятно слышать, – ответила королева Сабран. – А ваш младший сын Вулферт? Он состоит в дружине моего супруга.

– Действительно. – Благородный Манселл улыбнулся, его глаза блеснули. – Вулферт весьма гордится службой у короля Бардольта, и мы им очень гордимся.

Он вздохнул:

– Простите меня, ваша милость. Дело мое, несомненно, скучное и тянется очень давно. Я был бы благодарен вам за вмешательство.

– Я постараюсь помочь.

Благородный Манселл завел рассказ