– Так это я знаю! – радостно смеясь, сказал он. – Знаю – но не оттирается.

– А-то я не знал… – промямлил парень. – Я думал – все-таки…

– Ничего. Спасибо! – крикнул Кирюха. Ему стало вдруг легко-легко. Он догнал девушек. – У вас есть что-нибудь выводить пятна?

Круглые глаза.

– А то, видите, я испачкался на самом ответственном месте, – обрадованно говорил Кирюха. – Мне-то наплевать, а выходит неприлично.

– Действительно, – сказала Люся.

Подруга улыбнулась.

Все представлялось Кирюхе иначе. «Вот только чего она не отстанет», – думал он про подругу.

Они повернули и стали гулять обратно.

– Это ваше общежитие? – спросила Люся.

– Да. Вон мое окно…

– А этот мальчик – высокий такой, – на танцах с нами знакомился… его, кажется, Гена зовут?

– Да.

– А он с вами живет?

– Кто?

– Гена.

– Нет.

– А где его окно?

Кирюха ткнул пальцем.

Разозлился: «Что она из меня дурачка-то делает?!»

– А из окна нашего коридора, – сказал он, – видно вашу парадную. Моя дверь как раз напротив уборной. Так я всегда смотрю, когда хожу туда, на вашу парадную – вдруг вы идете?

– Неужели? – ледяным голосом сказала Люся.

После этого они уж и вовсе молчали. И Кирюха снова чувствовал, что он в тягость, что все это ни к чему, что он зря унижается, что Люсе хочется от него отделаться.

Они присели в сквере.

– А мне так надоело общежитие, – разорвал молчание Кирюха, – что я сплю и вижу, как бы мне войти в жилую комнату. Вешалка в передней, ноги вытирают, подушечек целая гора на кровати… А вообще-то я ненавижу подушечки. Все мечтал к кому-нибудь зайти, к вам, что ли… А вас-то и дома нет.

– Это не трудно – зайти, – процедила Люся.

– А то вот день рождения близко, а справить негде. Как вы думаете?

Люся молчала. Она сидела, проглотив аршин. Смотрела на носки своих туфель. И вся фигура подчеркнутая.

– Что вы такая каменная? – сказал Кирюха.

– Обыкновенная.

– Вся вы какая-то неестественная. Я что, вам надоел?

– Нет, отчего же.

– А мне все кажется, что вам вовсе невмоготу меня терпеть, – продолжал Кирюха.

Люся пожала плечами.

«Насколько ей, подлой, проще», – думал Кирюха.

– Тогда хоть не делайте такое лицо. Или скажите прямо – я уйду.

– Зачем же, посидите.

«У-у-у-у!»

– Странное у вас лицо, – сказал Кирюха. – Темные волосы, а на носу – веснушки. Вообще у вас жутко много веснушек. Ой, если присмотреться!..

– Ну и пусть! – сказала Люся.

– Отчего же, я очень люблю женщин с веснушками. Ренуар тоже любил.

– А я не люблю!

– И нос у вас какой-то странный. Горбатый. Хотя вы не еврейка. А лицо круглое.

– Какой есть, такой и есть.

Люся злилась. Кирюхе было все равно. Он чувствовал свою взвешенность в этом мире.

– Отчего же, – сказал он, – я очень уважаю горбатые носы. Это порода. А у вас нет родственников благородных кровей?

Люся молчала, окончательно окаменев.

Подруга рассматривала Кирюху с интересом.

– У меня тоже был горбатый нос. Сломали бутылкой. Видите шрам? Нет, вы все-таки посмотрите.

Люся молчала.

– А вы, случайно, не полуполька?

Люся молчала.

– А то все девушки, которых я когда-либо знал, были полупольки. У меня была одна знакомая, ну просто поразительно на вас похожая…

– Вы мне уже говорили про эту вашу знакомую, – сказала Люся.

– Неужели? А между тем она была полуполька – ее отец был польским графом. А я вам говорил, что я сам – тоже граф? Серьезно. Это по матери. А вот по отцу…

– И про графа… – сказала Люся каким-то неожиданно низким голосом.

– Правда? Неужели на танцах? Я, однако, не терял времени. Ну и пьян же я был тогда!..

– Нет, тогда вы были трезвее.

– Ну, что вы! Я трезвый всегда такой.

– Тогда вам лучше пить.

– Вы так считаете? Это все от смешения крови. Так, значит, вы не полуполька? А во мне тридцать семь процентов немецкой крови…

– Говорили!!! – Люсин голос стал еще ниже.

– А у вас низкий голос. Вы не поете? Нет, впрочем, вы не поете. Я вспомнил, что слышал, как вы напевали. Вы тогда каждую мелодию стремились пропеть мне на ухо. Это было поразительно! Я не слышал оркестра. Нет, вы не поете. А зря.

– Р-р-р-р!

– Странно, странно… Все я, оказывается, вам говорил. А про отца я вам не рассказывал?

– Все, все говорили!! Он умер, когда вы должны были родиться. Жаль, что он не умер до того, как он встретил вашу мамашу!..

– Что вы говорите?.. Неужели я такое говорил…

– Да!! Он был министром Временного правительства…

– Боже мой! – хохотал Кирюха. – Он был гардеробщиком и был расстрелян за шпионаж в пользу Японии. В этом больше реализма. Впрочем, чтобы вас успокоить, скажу, что он жив и сейчас и никогда гардеробщиком не был. Он бросил семью, сбежал в Африку, где теперь служит негусом, имеет сто семьдесят семь жен и четыреста черных детей. Я вижу, у вас дурные нервы. И вы не умеете вести себя с молодыми людьми. Чтобы сохранить ваше драгоценное здоровье, я ухожу. Пишите письма! Ждите – я приду к вам справлять день рождения…

И он помахал ей ручкой.

«Нельзя так опускаться, – думал Кирюха. – Ничто мне теперь не мешает: ни парни, ни девки…

Начнем. Потом втянемся понемногу.

Было время, занимался ведь спортом, языком…

Какая у меня была фигура!

Лицо изменится – похудеет, обветрится…»

И он записал на листочке:

1. Разминка утром и вечером (купить эспандер).

2. Бегать кроссы, ходить в горы (скалолазание).

3. Купаться в озере (вместо душа).

4. Бросить курить.

Написав это, он задумался и, зачеркнув, написал: «Курить, только когда действительно хочется, а не по привычке».

5. Написать домой.

6. Заняться английским.