Я опустил в повести многое ради того, чтобы ее напечатали: и то, как к нам с Глебом Горбовским был приставлен стукач, и то, что поводом для этого было убийство Джона Кеннеди, и то, как по звонку жены секретаря обкома была прервана телепередача «Наши гости», и то, как ее муж выселил нас из Петропавловска в 24 часа. Несмотря на всю эту автоцензуру, повесть вызвала подозрения у редакторов, и «для проходимости» я добавил подзаголовок, как бы уточняющий жанр «Наша биография», и главку «Рассуждение о подвиге и поступке», про себя имея в виду, что биография «нашей» не бывает по определению, а поступок – категория более высокая, чем подвиг.

И то был мой последний опыт приспособленчества: критики обрушились именно на эту главу «за принижение роли подвига». И никто не обратил внимания на иронию подзаголовка: мол, биография – удел каждого, и «нашей» не бывает, – наоборот, формула была подхвачена телевидением для агитационного документального сериала о непрерывных достижениях советской власти. Этим все и исчерпалось: ничего советского у меня не получалось, результат всегда был обратным. Так почти никто не заметил иронии контраста газетных цитат и самой прозы, настолько сильным было убеждение, что автор согласен с тем, что цитирует. Вписав главу о подвиге и поступке, я должен был поступить: в том же 1964-м, в том же Токсово написать первый вариант «Пушкинского дома». С этого началась моя постепенная эмиграция в Москву.

Первый сборник стихов. Начав со стихов и разочаровавшись, перейдя на прозу, я дал себе зарок никогда их не писать, но по окончании «Пушкинского дома» стал робко разминаться в рифмованных текстах «когда не пишется». А не писалось всегда. Из этих «проб пера», по тем же причинам и в том же году, что и «Первую книгу автора», я и составил сборник по принципу: «чтобы ничего лишнего из лишнего после него не осталось». (Очень драматично, если учесть, что лишним с рождения являлся сам автор. Слава Богу, что советская власть полагала себя настолько сильной, что лишнего как раз и не замечала.) «Ваза в ночи» называлась книжка; Резо Габриадзе даже нарисовал обложку. Я не собирался ее издавать даже при избытке гласности, но однажды продемонстрировал рукопись Геннадию Комарову, издателю примечательной серии поэтических книжек в «Пушкинском фонде», и тот вдруг стишки одобрил, что показалось мне лестно. «В четверг после дождя» переименовал я книжку, по-видимому, из-за особой привязанности к четвергу. Она вышла один раз в 1997 году.

В «Нулевой том» включен ряд стихотворений, которые показались мне не устаревшими.

Написано как предисловие и послесловие к книге «Серебро-золото (Дубль)», Издательство «Фортуна ЭЛ», М., 2007.