кого какая дружина; он здесь же решил, оповестив всех родичей своей деревни, собрать совещание в заповедной роще.

Гостеприимная хозяйка щедро оделяла гостей лучшими кусками, молодежь молча и почтительно внимала разговору вождей; но под влиянием вина языки развязались у всех: вскоре дикая могучая песнь огласила воздух; потрясая фрамеями, вскочили молодые батавы; волосы их развевались, как конская грива, глаза сверкали; воткнув свои мечи острием вверх, они с азартом понеслись в военной пляске, ловко лавируя между мечами.

Сытые и усталые, растянулись гости и хозяин тут же, под открытым небом, на звериных шкурах – охотничьих трофеях хозяина. Им снилась война, и свирепые вскрикивания сонных прерывали ночную тьму; да из ближайшей рощи доносилось ржанье коней, которые, казалось, тоже чуяли близость военных событий. Позже всех заснула ушедшая в дом хозяйка, предварительно оправив потухающий огонь в очаге.

Луна высоко поднялась над заповедною рощею; неверный лунный свет таинственно проникал в глубины леса, в темных провалах которого мелькали горячие глаза дикого зверя, и жутко кричала сова. Под обвешанной приношениями липой, посвященной богу Вотану, стоял в ожидании народа жрец; здесь будет принесена жертва незримым богам, покровительству которых отдается каждый, входящий в лес.

Сюда со всех сторон сходились темные фигуры в звериных шкурах с громадными деревянными щитами и неразлучными фрамеями в руках. Толпа росла и кольцом окружала стоявших под деревом вождей и жреца. В глубоком молчании выслушали все заклинания жреца; вольные германцы чтут и побаиваются жреца: ему принадлежит право следить за порядком собрания и наказывать дерзновенного, нарушающего священное дело совещания. Потом заговорили старшины и вожди; стоящие перед толпой, наполовину поглощенной тьмою леса, – они были озарены горящими головнями жертвенника и казались огромными великанами-властелинами.

Первым говорил посол от батавов; он рассказывал о своем могучем племени, о несправедливостях Рима, о славном вожде Цивилисе; говорил, что сотни его товарищей скачут к другим свободным германцам: друктерам, фризам и другим племенам; они наберут сильное войско, и Цивилис поведет всех за добычей и славой; а когда они оттеснят римлян, Цивилис обещает им устроить единое могучее царство германцев. Толпа диких тенктеров не все ясно понимала в речи батава, да это и не нужно было; был вполне понятен призыв к войне, а за что и с кем воевать – не все ли равно, лишь бы воевать! Воюющие заслужат милость богов, и в загробной жизни их ждут в награду опять веселые битвы. Оружие в знак согласия звучало непрерывно.

К вождям подошла группа молодых тенктеров, и те вручили им щиты и мечи, признавая их, таким образом, совершеннолетними, достойными носить оружие.

Когда поход был окончательно решен, толпа избрала из числа присутствовавших вождей одного главным предводителем – герцогом. Мигом дружинники окружили его, подняли на подставленных щитах высоко над народом и понесли его с громким кликами прославления. Собрание разошлось; все затихло; потревоженные звери спрятались глубоко в свои норы. Молчит темный загадочный лес.

IV

Оба берега Рейна под Старым лагерем были в движении: германцы так раскинулись по обеим сторонам реки, что их казалось несметное множество. Сам Цивилис с отборным войском занимал середину. Батавские наездники носились по полям; вверх по реке плыли корабли. Отдельные племена германцев становились клиньями, состоящими из членов одного рода. Повсюду высились древки с изображениями зверей, принесенные сюда из священных рощ. С длинными белыми и рыжими волосами, с надетыми на голову мордами животных с рогами, в звериных шкурах, разукрашенные блестящими значками, вооруженные длинными пиками, стрелами, деревянными дротиками, костяным и роговым оружием, варвары представляли пестрый и свирепый вид.

Они уже давно стояли под римским лагерем и тщетно осаждали его; открытый бой им бывал больше по душе, а искусство осады им давалось плохо.

Большинство их стрел втыкались в башни и зубцы стен без всякого действия; с дикими воплями германцы бросались на вал, лезли по лестницам и с помощью товарищей, изображавших из себя «черепаху», но на них сыпались груды камней, летели колья, обитые железом, и дротики; достигавшие вершины свергались вниз ударами мечей и щитов; особенно же разрушительное действие оказывали римские метательные машины. Когда же варвары со своей стороны, подражая римлянам, строили машины; у них, по неуменью, получались такие безобразные сооружения, которые быстро разрушались легионерами.

По ночам варвары не оставляли своих наступлений; они раскладывали костры, жарили себе мясо, объедались и опивались вином, и разгоряченные бросались на приступ; германцев гибло несчетное множество, но урон не пугал их.

Позади варварского войска находились жены и дети со своими обозами; женщины прислушивались и приглядывались к тому, как шла битва, и в минуты ожесточения их дикие яростные вопли долетали до сражающихся.

На стороне римлян было прекрасное знание военного искусства, но их победе мешали многие обстоятельства: в крепости наступил голод, доходивший до того, что приходилось питаться собаками, крысами и даже кустарниками; но главное – в легионерах не было единодушия, не было воодушевления идеей служения родине. Находившиеся в лагере союзники-галлы давно уже лелеяли мечту об отложении от Рима, и пример германцев волновал их: они были уже готовы к измене. Римские легионеры тоже не знали хорошенько, продолжать ли им упорствовать в сопротивлении варварам: ведь Цивилис – союзник Веспасиана, и считать ли его действительным своим врагом? Напрасно лучшие римские военачальники негодовали и восклицали: «Неужели, если вас германцы и галлы приведут к стенам Рима, вы нападете с оружием в руках на ваше отечество?» Легионеры убили одного из таких полководцев за его речи. Часть солдат считали себя приверженцами Виттелия, но из Рима пришло известие о его смерти и о пожаре Капитолия. Мрачное волнение охватило легионеров; все предсказывали неминуемую и скорую гибель империи. Сюда доходила масса суеверных слухов: статуя Юлия-Кесаря на Тибрском острове в тихую ясную погоду перевернулась с запада на восток, в Этрурии заговорил бык, прорицатели везде говорили о наступающих тяжелых временах.

Вождь даков. Рельеф колонны Траяна. Рим

До крепости дошло известие и о том, что соседняя страна Галлия тоже восстала против Рима; находившееся в лагере галлы тотчас перешли на сторону германцев. Вскоре и легионеры послали к Цивилису послов с просьбою о пощаде. Несмотря на данное обещание пощадить их, Цивилис приказал избить всех выходивших из лагеря легионеров. Как дикие звери на добычу, с криками торжества ворвались варвары в лагерь, разграбили его до основания и, выйдя обратно, подожгли со всех сторон. Цивилис, отпустивший и выкрасивший себе в красный цвет волосы в начале войны[42], теперь срезал их, как гордый победитель.

Осада Старого лагеря была только