Наконец, ректор иссяк. Я ожидала, что император разразится ответной речью, но он попросил ректора представить студентов и факультеты, на которых они учатся. До поименной переклички, хвала богам, не дошло – просто ректор называл факультет, а студенты вставали, давая себя разглядеть. И для всех император находил пару добрых слов. Алхимики у него оказались надеждой науки, целители – подвижниками милосердия. Бытовики – теми, без кого дворец давно бы развалился, да и жизнь в целом бы стала намного труднее. Погодники и землемеры держали в руках урожай и будущее страны – и так далее и тому подобное.

Боевиков ректор упомянул последними. Я в очередной раз оказалась в центре внимания. Точнее, мы с Дейзи, когда среди двух десятков поднявшихся оказалось лишь две девушки.

– Мне сказали, будто декан боевого делает все, чтобы перевести барышень со своего факультета. У вас, Лианор…

Я на мгновение лишилась дара речи, обнаружив, что он действительно запомнил меня.

– и вас… представьтесь, пожалуйста.

– Дейзи, ваше императорское величество.

– И у вас, Дейзи, наверняка стальной характер.

Император улыбнулся, и мне почудилось, что его улыбка предназначалась лишь мне. Наверняка Дейзи показалось так же.

– Благодарю, ваше величество, – сказали мы хором.

– Не стоит. Я побеседовал с деканом, надеюсь, тем, кто пойдет за вами, будет легче. В конце концов, хороший боевой маг – это прежде всего ум и реакция. – Он обвел взглядом остальных боевиков. – На ваши плечи ляжет безопасность империи, не забывайте об этом.

Он жестом велел нам сесть и продолжил, уже для всех.

– Я рад знакомству с такими многообещающими молодыми людьми, – император снова улыбнулся. – Говорят, сытое брюхо к ученью глухо…

Ректор растянул губы, глядя на него, и я поняла, наконец, как выглядит то самое «верноподданическое» выражение. В зале с готовностью подхихикнули.

– …но и с ученьем натощак вечно что-то не так, – продолжил император. – Чтобы этого «не так» было меньше, с этого года и впредь корона будет выплачивать первокурсникам, поступившим по гранту, подъемные, ведь вам некому помочь обустроиться на новом месте…

– Он подслушивал? – ошарашенно прошептал Зак.

Я пихнула его в бок, призывая молчать. Если бы купол тишины ставил кто-то из нас, я бы могла предположить, будто ошибка в заклинании позволила императору подслушать. Но заклинание создавал Родерик, и развеял его, лишь когда мы уходили из столовой. Видимо, простое совпадение, а может, кто-то с других факультетов оказался «невежей и крохобором».

Император сказал еще несколько фраз – как он верит во всех нас, и что все мы наверняка проявим себя наилучшим образом и, наконец, позволил разойтись.

Родерик

Как он и предполагал, совет оказался сущей формальностью. Пустые славословия, которые нужно было просто переждать. Изображать вежливый интерес он научился давно.

«Мы тратим время, слушая пустую болтовню, а могли бы»…

Перед внутренним взором возникло лицо Нори, затуманенное страстью, а вместо бубнежа ректора Родерик словно наяву услышал тихий стон.

Тело отреагировало мгновенно, хорошо что они сидели вокруг длинного стола.

«Что ж ты делаешь, зараза чешуйчатая!»

«Я крылатый. Забочусь, чтобы ты не заскучал».

«Вот спасибо!»

«Всегда пожалуйста. Кстати, Нори понравилась драконам».

«Что?» – Он разом забыл обо всяких глупостях. Хорошо хоть из-за стола не выпрыгнул. И лицо наверняка не удержал, но вряд ли кто-то заметил, все старательно таращились на императора.

«Должен же я был их познакомить».

«Зачем?!»

«Показать им магическую проекцию ее разума, чтобы они потом показали Нори своим людям».

Родерик едва не застонал вслух, представив эти смотрины. Три огромных дракона, и Нори. Такая маленькая.

«Отец ее живую видел! И наверняка запомнил».

«У вас, людей, память – рваное решето. Так надежнее будет».

Маленькая и доверчивая…

«Что вы ей наговорили про меня?»

«Драконы не раскрывают тайны своих людей, – в тоне Сайфера промелькнула обида. – Когда ты сам собираешься ей рассказать?»

«Скоро».

Сразу, как Родерик получит диплом. Расскажет, кто он, и сделает предложение. А пока пусть учится спокойно. Тем более что после того, как повысят стипендию, Нори не придется бегать искать работу. Казначей рассыпался в благодарностях, когда Родерик принес ему готовый расчет подъемных и стипендии, «внезапно» запрошенный императором.

Эти деньги по-прежнему не позволят жить на широкую ногу, но дадут возможность по крайней мере не заботиться, на что купить самое необходимое для учебы.

«„Скоро“ Смотри, как бы не было поздно».

«Только попробуй разболтать!»

«Драконы…

«Прости».

«Мы не разболтаем, но тайное всегда становится явным».

«Знаю».

Нет, у Нори не получится спокойно учиться. Она же намерена содержать мать… И пока не сообразила: мало найти жилье, нужно еще покупать еду, и одежду, и множество разных мелочей, без которых невозможна нормальная жизнь.

Родерик прогнал паскудную мыслишку – все же поговорить с околоточным. Нет человека – нет проблемы. Но это было бы просто низко. Придется поступить по-другому.

Он едва дождался, пока закончится заседание совета. Если поторопиться, он даже успеет увидеться с Нори вечером, совсем недолго, но все же…

Лакей узнал его. Было заметно, что слуге хотелось просто захлопнуть дверь перед носом, но ничего не поделаешь, пришлось идти докладывать, а потом провожать гостя.

– Какую беду в этот раз вы несете в мой дом? – поинтересовался Вернон после приветствия.

Ни Бенедикта, ни баронессы в особняке не было. Младший барон, насколько знал Родерик, уехал в деревню восстанавливать здоровье на свежем воздухе. Баронесса же никак не могла пропустить бал в доме посла Фарии. Сам барон давно не танцевал, но этикет допускал, чтобы замужняя женщина явилась на бал без супруга, в сопровождении замужней подруги и ее мужа, чем баронесса и пользовалась.

– Я принес вам напоминание о долгах, накопившихся за восемнадцать лет, – сказал Родерик.

– В самом деле? – Барон приподнял бровь. – У меня нет долгов.

– Даже перед вашей дочерью?

«Нори это очень не понравится».

«Знаю. Но так будет справедливо».

Родерик понимал, почему Нори не хочет брать у него деньги. Гордость не позволит ей взять деньги барона для себя. Но ради матери – возьмет, и это будет правильно. Восемнадцать лет на паперти. Родерик знал, как это бывает. Отец выгнал «опозорившую семью» дочь из дома, когда невозможно стало скрывать живот. На работу «бабу в тягости» никто не взял, и ей пришлось просить подаяние. Родив и отдав малышку, женщина попыталась снова устроиться на работу – но теперь люди опасались связываться с «оборванкой». Украдет еще чего…

Вернон скрестил руки на груди, откинувшись в кресле.

– У меня нет дочери.

– У вас такая короткая память? – ухмыльнулся Родерик. Нет, конечно он не надеялся, что в бароне проснется совесть: