– Полагаю, мы находимся где-то около лестницы, которая ведет в школу теологии. Она непосредственно под Великой Аудиенцией, – сообщил Антуан, снисходительно наблюдая за суетливыми движениями Кена.

– Позвольте, – он вернул себе связку ключей, потом что-то буркнул, выбрал один из них и вставил в замочную скважину. – Черт, это не он, смотрите – тут есть ключ с биркой obscur, то есть неизвестный.

Дю Плесси попробовал его – дверь поддалась. Затаив дыхание, друзья вошли внутрь. Сразу после порога шли крутые ступени вниз.

– Смотрите, тут что-то написано! – вскрикнула Ксантиппа. Полустертые буквы еще хранили крупицы красной краски. Слева на уровне глаз можно было прочесть: scala sancta.

– Святая лестница – вот он, вход в «святая святых»! – воскликнул Антуан. Друзья добрались до конца и оказались в просторной зале, заваленной какой-то рухлядью: сломанными офисными креслами, прожекторами, коробками.

– Ничего… – разочарованно выдохнул Алехин. Антуан стал отодвигать коробки:

– Пожалуйста, посветите мне.

– Якорь! – взвизгнула Ксантиппа. – Мамочки, якорь! – Действительно, к стене был прислонен огромный ржавый якорь. На нем висели пластиковые пакеты с надписью Auchan. – Я первая увидела!

– Боюсь, этот якорь не имеет отношения к нашей истории, – скептически отметил Антуан, – ему не больше 40 лет.

Алехин закурил и сел у стены рядом с маленьким столиком, на котором громоздились жестяные банки с гвоздями.

– Хорошая новость. Мы несомненно находимся в «святая святых». Якорь, который погружает в глубины, уже был. Он выдавлен на двери, ведущей в это помещение. Мы в тупике, поэтому – плохая новость. Сокровища находились здесь, и их давно обнаружили. Возможно, еще во времена Французской революции, когда дворцом завладела чернь. Или позднее. В период Третьей республики, когда здесь квартировали военные. В капелле святого Петра они, кажется, фехтовали, а в Великой Аудиенции – держали лошадей. Не исключено, что тут у них была гауптвахта.

– Глядите, – дю Плесси бесцеремонно тыкал пальцем в Алехина.

– Что?

– Ваш дым сносит к стене. Там есть щель.

Сизая струйка дыма слегка дрожала и изгибалась. Кен вскочил и стал осматривать стену, но ничего необычного не обнаружил. Чтобы снять напряжение, он машинально подвигал жестяные банки по столешнице. – Здесь, очевидно, была вотчина слесаря.

Вдруг столешница накренилась. Банки с грохотом полетели на пол: дзын, дзын – стукнулись они о камни; дзин, дзин, дз-и-и-н – высыпались гвозди. Там-да-дам-дзан – потерявшая равновесие столешница последовала за своей ношей. «Тан-тан-тан», – ответило эхо. Алехин хотел было вернуть столешницу на место, но заметил, что держалась она на одной довольно толстой железной ножке, вмурованной в стену. Между ножкой и кладкой было спрятано несколько номеров порнографических журналов. «Саманта знает, как сделать погорячее» – сулил вынос на обложке. На ней с трудом помещалось тело пышной блондинки с влажными персями. Антуан потрогал верхнюю часть железной ножки и сказал: «Спилена, причем довольно давно».

– «Надежды знак даруем мы тебе. Его ты поверни навстречу свету. И тьма разверзнется» – где здесь свет? – спросил Алехин. Окон в комнате не было.

– На Востоке, – объявил Антуан. – Ex oriente lux[57]. – Он что-то мысленно представил себе, выкидывая пальцы то налево, то направо. Затем взялся за ножку и попытался повернуть. – Намертво, – мрачно констатировал он.

– Ничего не намертво, – Алехин бесцеремонно оттолкнул дю Плесси. – Свет сверху. Мы же внизу. – Он навалился на ножку, пытаясь пригнуть ее к полу. Где-то внутри лязгнула цепь, и часть кладки отделилась от стены.

– Добро пожаловать в «святую святых». – Из открывшейся тьмы пахнуло сыростью и гнилью.

– Как изящно! – восхитился Антуан, пропуская Ксантиппу и Алехина вперед. – «Его ты поверни навстречу свету, и тьма разверзнется». То же чувствовал Савл, когда услышал голос Иисуса. Он прозрел и ослеп одновременно. Вот и мы прозрели, погрузившись в темноту. – Дю Плесси замер в восторге и вышел из оцепенения, лишь когда свет от алехинского айфона почти растворился во тьме подземелья. Он осторожно ощупал конструкцию потайной двери – теперь было понятно: то, что казалось ножкой, было спиленным рогом старого якоря. С другой стороны торчал второй рог со стрелообразной лапой и веретено. К рогу была прикреплена цепь с противовесом, открывавшая дверь. Антуан хмыкнул и бросился догонять друзей. Они шли довольно долго, пока наконец не оказались перед кованой дверью, закрытой на засов.

– Это здесь, мы находимся в подземелье Великой Аудиенции папы Иоанна XXII! – торжественно произнес Кен.

Проржавевший засов поддался не сразу. В тусклом свете умирающего айфона их взорам предстал низкий сводчатый зал. По стенам стояли кованые сундуки. Поверх них громоздились золотые сосуды, кубки и стопки блюд.

Ксантиппа открыла один из сундуков и зачерпнула пригоршню камней.

– Кен, посвети, – деловито попросила она. – Мамочки, это же сцуко рубины!

– А тут! – закричал Антуан. – Чаша Грааля – вот она! – Дю Плесси извлек из сундука большую чашу из оникса и поцеловал ее край. Алехин напрягся и спросил Антуана ледяным голосом:

– Откуда вы знаете, что это чаша Грааля?

– Боже! Обожаю изумруды! – клокотала Ксантиппа. – Сцуко большие, как перепелиные яйца!

Алехин стоял за спиной у Антуана. Тот сидел на корточках и держал в руках чашу. На лице его играла блаженная улыбка.

– Антуан, – не унималась Ксантиппа, – какой кубок. Это же пять килограммов чистого золота!

Телефон Кена сдох. Комната погрузилась в полный мрак.

– Блин, Кен! – возмутилась Ксантиппа. Внезапно яркий луч разрубил вязкую темноту. Пылкая увидела Антуана. Он стоял и держал в руке фонарик. Алехин прикрывал глаза от непривычно яркого света.

– Неужели до вас дошло? – вдруг заявил дю Плесси, в голосе его звучала снисходительная ирония. – Конечно, я знаю про «золотые и серебряные сосуды, множество сапфиров, рубинов, изумрудов, десять тысяч флоринов и драгоценные реликвии: ребро святого Марциала Исповедника, волос святого Николая, епископа Мир Ликийских, чашу, в которую ангелы собрали кровь Спасителя нашего, рог единорога и гвоздь, которым была прибита на кресте правая рука Господа нашего Иисуса».

– Вы убили Климова? – сухо спросил Алехин.

– Нет-нет… Зачем? – ответил Антуан. – Его убил сынок Иван. Вы, русские, алчны и беспринципны. Иван взял у папаши духовную Климента и надеялся обменять ее на пять миллионов евро. Мальчику нужны были деньги. Но я решил его наказать…

– Ах, вы решили наказать?! – разозлился Алехин. – Вам просто было жалко расставаться с пятью миллионами.

– Возможно. В любом случае и эта духовная, и эти сокровища принадлежат мне по праву.