— Да, — твердо ответила царевна.

— Моя сестра пропала в твоем городе, и сегодня я застрелил троих твоих людей.

— Если мы будем сравнивать потери, никогда не остановимся.

Елисей перестал улыбаться, наклонился к ней через стол.

— Ты имеешь отношение к тварям, что лезут из моря?

— Я не знаю, — честно ответила Надя.

— Ты можешь их остановить?

— Я не знаю.

Он сжал кулаки. Помолчал. Вернулся хозяин. Поставил перед девушкой чашку с чаем и тарелку с куском пирога. Надя начала есть.

— Говорят, ты чародейка, — продолжил тем временем Елисей.

Царевна отрицательно покачала головой.

— Еще говорят, что чудовища отступят, как только одно из них получит тебя.

Надя бросила на него короткий взгляд, горько усмехнулась:

— Вы хотите попробовать?

Елисей не ответил. Поднялся и вышел на улицу.

В еленградской таверне «Северный ветер» было немного посетителей. На двоих незнакомцев в углу зала никто не смотрел.

Эол отпил глоток горького пива, скривился. Роджер уже давно не видел его молодого лица. Перед ним сидел его сверстник. Волосы и борода потемнели, из рыжих стали темно-каштановыми. Голубые глаза стали серыми. Эол часто запускал руку в бороду, чесал подбородок и шею.

— Зачем ты ее вообще носишь? Назло родителям?

— Ага.

— Дурак.

— Когда твои родители — первые боги, используешь любой доступный способ.

Помолчали.

— Как она там?

— Она сильнее, чем тебе кажется, дядюшка. С нашей помощью или без, девочка пройдет свой путь. Так что можешь оставить ее. Я слышал, ты отказался брать ее в жены…

Роджер нахмурился.

— Откуда такие сплетни? Мое кольцо все еще у нее.

— Это потому, что Милость и Пасиа Грина запретили к ней приближаться. Ты же сам просил забрать его…

Роджер прищурился, отпил горького пива.

— Думаешь, я не смогу преодолеть это девчоночье проклятие?

Эол засмеялся.

— Конечно, сможешь! Если будешь любить ее. Кто девушку дурой называл?

Роджер нахмурился. Эол сделал еще несколько глотков.

— Она еще слишком молода и наивна, — рассеянно сказал бог мертвых, рассматривая пену, расплескавшуюся по столу.

Эол пожал плечами.

— Тут много можно сказать. Ты тоже можешь выглядеть, как восемнадцатилетний юноша. С каждым днем наивности в ней все меньше, а мудрость придет, она не глупая. Ты должен принять решение так, как приняла его она. Женишься? Нет? Она вообще нужна тебе?

Помолчали.

— Я хочу кое-что сделать для нее, но мне нужна твоя помощь, Сарма.

— Говори.

— Ты должен украсть для меня одну вещь у матери.

Эол перестал улыбаться, на побледневшем лице ярче проступили веснушки.

— Она меня уничтожит!

— Разве что лишит имен.

— Ты меня спасешь? Уговоришь Ярока?

— Я не дам тебя в обиду. Обещаю.

Эол тяжело вздохнул. Снова почесал подбородок.

— Ты для нее это делаешь? А если девочка влюбится в кого-то еще, не выполнит обещания?

— Я и не жду, что она сможет, — печально улыбнувшись, ответил Роджер. — Мне нужно время, чтобы позаботиться о ней.

— А что потом?

— Я помогу ей стать чародейкой и оставлю в покое.

— Не возьмешь себе? Значит, ты делаешь все это просто так?

— А что я могу потребовать взамен? «Люби меня вечно»? Этого не потребуешь, даже первые боги здесь бессильны. И что тогда? Я хочу, чтобы она была счастлива, и сделаю для этого все, что смогу.

— Ты должен сказать ей! Что любишь и все такое…

— Ты дурак, Эол? Ей семнадцать. Она впечатлится, почувствует себя сказочной царевной и, конечно, захочет сыграть в эту сказку. Но для меня все иначе! Когда мы обвенчаемся, не опустится занавес. Я не принадлежу этому миру, хоть и исходил его вдоль и поперек. Мой дом — Хель. Мое царство — Царство Мертвых. Захочет она провести там вечность? В мире без солнца и луны, в окружении мертвецов и их стражей? Что, если спустя год, наигравшись, она поймет, что не готова к такой вечности? Что делать ей? Что делать мне?

Эол не нашелся с ответом.

Надя думала, что ее снова везут в Морин-Дениз, но ошиблась. Далеко за полночь они наконец приземлились на верхней площадке незнакомого замка. В трех милях восточнее, вытянувшись в горном ущелье, как золотая змея, тлел ночными огнями незнакомый город.

В замке почти не было людей. Кровавок не зажигали. Только две керосинки под закопченными стеклянными абажурами. В полумраке Надя не могла понять, сколько встречающих здесь было, но людей вокруг стало больше, и один из них, тот, что шел рядом с Елисеем, был очень похож на королевича.

Царевна судорожно пыталась вспомнить то, что рассказывал когда-то отец о сложных родственных узах, которыми король Веит связал города Побережья. Они были в гостях у одного из братьев Елисея. Но у кого? Что за город она видела? Куда ее ведут и как отсюда сбежать?

Чем ниже они спускались по широким винтовым лестницам, тем страшнее становилось. Она хотела остановиться. Один из охранников тронул Елисея за плечо. Королевич обернулся, прищурился.

— Я не сделаю больше ни шага, пока вы не объясните, куда меня ведут и зачем.

Елисей подошел к ней.

— Это самое безопасное место на Побережье, ваше высочество. Доверьтесь мне, и вам никогда больше не придется бояться за свою жизнь.

Он взял ее за руку, ласково улыбнулся, но глаза остались холодными. Надя выдернула свою руку, и тут кто-то обнял ее сзади, лицо накрыли мягкой резко пахнущей тканью.

— Ллойд, твою мать! Что ты делаешь?! — возмутился королевич.

Но было поздно. Надя потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, в комнате уже было светло. Сквозь синие шторы просачивался бледный утренний свет. Царевна села на кровати и осмотрелась.

Она была в большой спальне. Посреди комнаты стояла широкая кровать, напротив кушетка, туалетный столик и платяной шкаф, слева у входа низкий диван и кофейный столик, справа — во всю стену окно.

Голова кружилась и болела. Надя, пошатываясь, подошла к окну, раздвинула шторы. Солнце только вставало. От подножья ее дворца-тюрьмы и до горизонта было лишь море.

— Хочешь, уведу тебя отсюда?

Царевна вздрогнула и резко обернулась. Голову тут же пронзила острая боль, в глазах потемнело. Пришлось подождать мгновение, справляясь с головокружением и тошнотой, прежде чем она смогла посмотреть на гостью.