Родриго, не нашедший, что ответить, повернулся и решительно зашагал прочь.

Тем временем Бадди снова упаковывал свои вещи в древнюю «Аппалузу» Эдди, на которой он собирался вернуться в лагерь Мечтателей, куда Эдди и Кристофер отправлялись на пресс-мобиле.

К тому времени, как Родриго возвратился, Ронда уже приняла решение.

– Слишком поздно, – сказала ему она. – Я поеду назад с Бадди.

Бадди и Ронда решили поехать домой кружным путем, через прерии, к подножию больших гор, и по горным дорогам, извивающимся по хребту континента, а тем временем обдумать, что же такое они оба и каждый в отдельности делают со своей жизнью. Они понимали, что в каком-то смысле поступают как прогульщики. Остальные могли забеспокоиться, а Родриго будет раздражен потерей времени и, возможно, станет ревновать – такой результат Бадди, пожалуй, одобрил бы.

Кроме всего прочего, – сказала Ронда, – мы же не можем беспрерывно спасать мир. Порой нам надо находить время побыть молодыми.

В тот день, когда Бадди и Ронда, покинув ранчо, направлялись на юг, они обнаружили, что прерии оказались полностью во власти яростной Новой Погоды. Солнце садилось, небо порозовело на всем своем пространстве, словно на нем разгорался пожар, а вокруг них повсюду ударяли молнии. Наползали тучи, погружая землю в сумеречные тени, и в небе стали появляться зеленые сверкающие пятна.

– Будто огни святого Эльма, – услышал Бадди рядом с собой шепот Ронды.

Молнии были зигзагообразные, сплошные и такие, которые били от земли вверх. Еще казалось, что в атмосфере времени происходит что-то странное, вроде икоты, какие-то прорывы в его ткани: сквозь них Бадди мог видеть – или думал, что видит, – что одни и те же стрелы молний повторялись и, ударив, как бы застывали на месте, так что вокруг них вставали колонны сверкающей белизны, пульсирующие на фоне сгустившейся черноты. В темноте машины Ронда нащупала руку Бадди и переплела его пальцы своими.

– Эта новая погода, – произнесла Ронда, – совершенно такая же, как старая. Никогда не знаешь, чего ожидать.

Бадди молча кивнул, соглашаясь.

Горизонт закрывали мятущиеся черные тучи грозового фронта, сомкнувшегося вокруг них и, казалось, выдавливавшего из неба свет; и когда Бадди уже решил, что наступила беспросветная тьма, тучи у западного края земли разошлись, и он увидел огромный желтый глаз солнца, застывший перед тем, как упасть за кромку мира; последние солнечные лучи протянулись вверх, словно руки утопающего. На несколько секунд тьма озарилась золотистым сиянием, таким ярким, что просто было больно глазам. Даже серые полосы дождя, тянувшиеся вслед за тучами, засверкали, и неожиданно Ронда и Бадди оказались окружены…

– Радуги! – воскликнула Ронда, глядя вокруг с изумленно открытым ртом.

Со всех сторон их окружал цвет, цветные ленты разукрасили их обоих, словно они превратились в тигли золота на концах радуг; и Бадди увидел, как все черты Ронды засияли, озаренные разноцветными бликами. Но в то время, как они глядели на все это, вокруг стало твориться что-то странное: десятки окружавших их разноцветных лент, изгибаясь горбатыми мостами цвета, начали мерцать и скручиваться, пока – словно металл, раскаляемый в горниле, – не стали распрямляться, а затем подниматься у концов. Теперь вокруг Бадди и Ронды простирались небеса, полные опрокинутых радуг.

Похоже на поле подков, подумал Бадди, и все повернуты правильно – концами вверх – на счастье.

Они потратили день на то, чтобы осмотреть маленькие городки, еще сохранившиеся в отдаленных горных районах. Городки угнездились среди холмов, слишком далеко от шоссе, чтобы быть привлекательными для лыжных курортов или строительных кооперативов.

ЗОЛОТО: ВЗВЕШИВАЕМ И ОПЛАЧИВАЕМ —

гласила вывеска на одном из магазинов; и серьезный бородатый человек за прилавком рассказывал им о золотоискателях, которые все еще обитают на дне каньонов и проводят дни за днями, промывая песок ради нескольких крупинок золота, все еще попадающихся там и в хорошие дни позволяющих такому старателю заработать десять-двенадцать долларов – достаточно для того, чтобы построить небольшую хижину на отведенном под разработку участке и порой даже сэкономить немного, чтобы провести зиму в дешевой меблирашке и пить все холодные месяцы, до следующей весны. Он рассказал им историю одного такого горняка, которого убили всего несколько рабочих сезонов тому назад из-за пары наперстков золотого песка: его нашли у него в хижине с ножом в груди. Тот, кто это совершил, видимо, запаниковал и выронил золотой песок или рассыпал его во время драки, потому что, когда старого золотоискателя нашли, его волосы и борода были усыпаны упавшими на них золотыми блестками, словно окроплены с небес в знак божественного благословения.

Близ грунтовой дороги над городком Бадди и Ронда обнаружили покинутую старательскую разработку: у ручья – строение из железных листов, подпертых изнутри плохо обтесанными брусьями. Там же был небольшой желоб, пропускающий воду через набор деревянных боровков, и механическое устройство с большими зубчатыми колесами, которое, очевидно, когда-то использовалось для подъема песчаной жижи в главное сооружение, где поступающая по трубам вода, проходя через целую цепь бассейнов, отделяла нужное от ненужного.

– Золотая лихорадка, – сказал Бадди в момент озарения, глядя на этот пейзаж и думая о «Корпорации Америка» и ее новом ГИДе. – Америка, какой мы ее знаем, началась с золотой лихорадки, и эта лихорадка все продолжается.

Ронда лишь кивнула в ответ и взяла его за руку; вместе они вошли сквозь осевшую дверь в разрушающееся здание. Там, в открытом помещении высотой в несколько этажей, находились огромные турбины: Бадди и Ронда не поняли их назначения; эти толстопузые металлические чудища, формой своей отдаленно напоминающие бегемотов, стояли в промозглой затхлости, освещенные косыми лучами, пробивавшимися сквозь щели в крыше и крохотные, высоко расположенные оконца. Бадди и Ронда осторожно взошли по внутренней лестнице из грубо отесанного дерева, по видавшим виды толстым доскам ступеней, которые, если бы наполовину не прогнили и не растрескались насквозь, стоили бы хороших денег какому-нибудь промышленному магнату, строящему загородный дом в Новой Англии. Запах пыли, ржавого железа и вековой затхлости наполнял ноздри Бадди, но все это казалось ему столь же благоуханным, как аромат роз весной, и он вспоминал, как в ранней юности ел свежие бутоны в саду у Полли, ощущал вкус каждого нежного лепестка у себя во рту. Он взглянул на женщину, идущую с ним рядом, а она снова схватила его за руку, чтобы оба могли удержаться на оседающих скрипучих ступенях у них под ногами, взглянул на деревянный настил, открывшийся перед ними, освещенный косо падающими из разбитого окна лучами, и представил себе ее лежащей на этом самом настиле, с волосами, рассыпавшимися вокруг головы, словно лучи темного солнца. Он представил себе, как ощущает вкус поцелуев, сорванных с этих губ один за другим, словно лепестки с розовых бутонов, которые он пробовал на вкус в юности… И Бадди осознал, что у него по-прежнему проявляется аппетит к красоте.