улыбнулась. — Ты справишься. У тебя в этом плане хорошая наследственность, это я тебе как врач говорю. Точно не хочешь чаю? Могу тебя завтраком накормить.

— Спасибо, — отказался Павел. — На работу опаздываю.

Он спешил так, будто действительно боялся опоздать. И с облегчением выдохнул, только застав Веронику за столом в секретарской.

— Ты собиралась в отпуск, — проворчал Павел. — Уже сходила?

Он взялся за спинку стоявшего рядом с ее столом стула, но садиться не стал.

— Нет.

— Почему?

Она пожала плечами:

— Передумала.

— А как у тебя с женихом? Собираешься замуж или тоже передумала?

Сегодня на ней было не цветастое платье, а какая-то светлая кофточка.

Она была совсем не похожа на его мать, но он опять почувствовал себя тем, прежним, когда умел любить и еще не научился ненавидеть.

Вероника не ответила, и тогда Павел сказал:

— Выходи за меня.

Она посмотрела на него с испугом и затрясла головой, как будто он предлагал ей нечто непристойное.

В дверь кто-то заглянул, но Павел на дверь не посмотрел. Он поднял Веронику со стула и прошептал:

— Тебе придется за меня выйти. Я тебя никому не отдам. Я слишком долго без тебя жил.

Павел заметил, что глаза у нее мокрые, только почувствовав под щекой влагу.

— Ты что? — он не испугался, он просто удивился.

Он знал, что нужен ей не меньше, чем она ему. Знал, хотя она еще ничего ему не ответила.

От нее не исходила бы волна нежности, как когда-то от матери, если бы это было не так.

Вероника и сейчас не ответила. Павел снова ее обнял и пообещал:

— У нас все будет хорошо. У нас все будет отлично.

У нее на столе зазвонил стационарный телефон. Фирма продолжала работать.

Павел отпустил Веронику и приказал:

— На звонок можешь не отвечать, ты с сегодняшнего дня в отпуске. Мы поедем в деревню. Прямо сейчас.

10 августа, среда

Вода сделалась холодной, и купаться они больше не ходили. Ходили в лес, набирали подосиновиков и маслят, Вероника жарила их с картошкой.

Домработница Вера ворчала, пыталась отогнать хозяйку от плиты. То ли боялась, что они откажутся от ее услуг, то ли действительно считала, что на отдыхе нужно исключительно бездельничать.

Сегодня удалось найти белый. Вероника, сложив остальные грибы в целлофановый пакет и вручив пакет Павлу, белый несла в руке. Гриб был большой, идеальной формы и не червивый. Вероника находкой гордилась.

Телефон в кармане у Вероники зазвонил, когда они вышли на ведущую к дому тропинку.

В траве по обе стороны от тропинки стрекотали кузнечики, мимо лица проносились стрекозы, назойливо лезли мухи. От мух Павел отмахивался рукой.

Вероника обернулась, вручила ему гриб и поднесла телефон к уху. Агата, понял Павел. С Агатой Вероника болтала часами, что вызывало у Павла искреннее изумление, поскольку ничего нового и интересного в жизни подруг не происходило.

Вера около крыльца полола клумбу. Заниматься участком в обязанности домработницы не входило, но она упорно продолжала возиться с цветами.

— Вчера переполох в деревне был, — распрямляясь, доложила женщина. — В моей деревне, за лесом.

Докладывала она всегда почему-то Веронике.

— Полиция парня одного, нашего, деревенского разыскивала. Вчера нашли. Говорят, в тюрьме сейчас сидит.

— За что? — с интересом спросила Вероника.

— Да толком никто ничего не знает. Горе-то какое родителям. У них дочь лет десять назад утонула, теперь сын в тюрьму попал. Вот беда-то… В воскресенье девочка к ним приехала, я ее видела, она мимо моего дома проходила. Симпатичная такая девочка, на подругу твою похожа.

Девочка могла быть похожа только на Агату, другие подруги к Веронике не приезжали.

Кирилл нашел похожую на Агату девочку, и влюбленная дурочка вызвалась ему помочь.

— Девочка зашла к родителям, поговорила и уехала, а менты-то, выходит, за ней следили. А может, за деревней следили, кто их знает. Вышли на парня, теперь в тюрьме сидит.

Павел ушел в дом, не стал слушать, что домработница расскажет дальше.

— Девочка приезжала за деньгами, — предположил Павел, когда Вероника наконец наговорилась с домработницей. — Он мог рискнуть только ради денег.

Вероника задумчиво покивала.

— В их съемной квартире денег не обнаружили, — неохотно рассуждал Павел. — А деньги должны были быть, они не могли все потратить. Она у меня изрядную пачку прихватила. Наверняка доверили денежки родителям.

Вероника опять покивала.

— Дружная семейка. Все друг другу помогали. Алена поговорила с матерью, и детишки тут же узнали, что пора сматываться. Я не юрист, но думаю, родителям придется отвечать перед законом.

— Что-то странное происходит с людьми. Разыграть смерть дочери… И все из-за денег? Время, что ли, такое подлое…

— Время здесь ни при чем! — отрезал Павел.

Время здесь ни при чем. Не время создает людей, люди создают время.

Вероника вздохнула и потянулась к телефону.

В отличие от недавнего разговора ни о чем, ей было что рассказать подруге.

Павел вышел на террасу, закурил.

То, что рассказала Вера, ставило точку на прошлой жизни. Все закончилось. Больше не нужно упрекать себя, что чего-то недодумал, не смог.

Вообще-то точку можно было поставить и раньше. Ксения-Варвара призналась, что отравила и Юлия, и маму. Наверное, чистосердечное признание ей зачтется.

Для Павла не имело значения, что конкретно сделал брат, а что — сестра. Брат помогал сестре, сестра — брату. Они заботились друг о друге, оформили брак, чтобы оба имели доступ к деньгам.

Виновны оба.

Неожиданно он вспомнил, где видел Кирилла задолго до всей этой истории. Он видел его рядом с Ксенией.

Это было сразу после их совместного прилета в Москву. Он подъехал к ее дому, чтобы помочь перевезти вещи, чуть раньше, чем договорились, и, не успев ей позвонить, увидел, как она подходит к подъезду. Она шла не одна, рядом лениво вышагивал высокий темноволосый мужчина. Пара была так хороша, что Павел почувствовал себя почти уродцем.

Он вылез из машины, Ксения его увидела, радостно к нему бросилась. Мужчина куда-то исчез.

На забор села птица, попрыгала. Сорока, удивился Павел, заметив длинный хвост. Он не помнил, чтобы когда-то видел живых сорок.

Нужно позвонить Ромке, расспросить, как дела в фирме.

Хлопнула дверь, Вероника остановилась рядом с ним. Павел отогнал рукой дым, чтобы на нее не тянуло.

— Вот все и