методами воспитания и убеждения, нежели принуждения. И – вероятно, вас, живущих в эпоху злобного прозелитизма, это удивит – самым большим пороком, самым дурным тоном, как среди текнов, так и среди триллов, считалась претензия на обладание истиной, единственной Истиной! За исключением, разумеется, научных дискуссий!

А теперь – моя история, которая является одновременно и историей Великих Сумерек.

Глава 3. Солнце скоро взорвется!

Я родился в Хури-Хольдэ, в доме семь тысяч шестьсот восемьдесят два по улице Станатин – или Зеленой, как сказали бы вы, – в сто двенадцатый день 4575 года. У меня был старший брат, Сарк, который, хотя он и был отнесен к текнам, предпочел стать триллом и вскоре сделался одним из самых прославленных художников Хури-Хольдэ. Мой отец, Раху, также трилл, был пусть и не гениальным, но довольно-таки известным драматургом. Моя мать, Афия, была текном, астрофизиком обсерватории Тефантиор, что в Южном полушарии.

Детство мое было счастливым и прошло без особых приключений. В школе я очень быстро проявил себя благодаря способности с ходу и жадно усваивать любые научные знания, и к двенадцати годам стало ясно, что я буду текном.

В пятнадцать лет, на год раньше срока, я прошел психотехническое обследование и был распределен в класс текнов. После этого я ушел из общей школы и до восемнадцати лет учился на подготовительных курсах университета, по окончании которых мне предстояло принести клятву текна.

Тот день я буду помнить всегда. Накануне я прошел трудный, невероятно трудный экзамен. Вместе с тем это был, хотя я не знал этого, еще и заключительный, решающий тест – тест на честность. Я сидел совершенно один в аудитории, ломая голову над задачами, которые, как мне стало известно позднее, специально были подобраны для гораздо более высокого, чем мой, уровня знаний, а рядом на столе небрежно лежал учебник с решениями, якобы случайно забытый. Я провел в этой аудитории несколько ужасных часов. Мне сказали, что, если я не решу задач, мое распределение в класс текнов может быть пересмотрено. Я подозревал, что забытый учебник – ловушка, и в то же время твердо знал (мне позволили удостовериться в этом лично), что проследить за мной нет ни малейшей возможности. Я преодолел искушение и сдал экзаменатору практически чистый листок, решив лишь одну задачу из шести, да и то, как сказал позднее властитель чисел, совершенно необычным способом. И хорошо, что я не стал жульничать – в противном случае меня бы тотчас же безжалостно выгнали!

Утром перед клятвой я в последний раз облачился в свою обычную светлую одежду. С тех пор и до конца жизни мне предстояло носить темно-серое одеяние текнов. Меня провели на самый верхний уровень Дворца Совета, Солабака, как называли его мы, и я предстал перед Советом властителей. Они все были там, даже марсианские и венерианские властители, восседая за большим, в форме полумесяца, столом из никеля. Зал был огромным, и я чувствовал себя каким-то потерянным – ведь я был совсем один перед собранием величайших умов нашего времени.

Тракх, властитель-координатор, встал и медленно произнес:

– Хорк Акеран, вы были сочтены достойным называться текном. Сейчас вы принесете клятву. Тем не менее, прежде чем вы это сделаете, я хочу в последний раз предупредить вас, что это не даст вам никаких преимуществ – ни общественных, ни личных. Подумайте как следует, в последний раз. Закон текнов гораздо более суров и требователен, чем закон триллов, и отныне вам придется ему подчиняться. Из курса специальной истории вы уже знаете, какие ужасные беды обрушились на наших предков, слишком легкомысленно относившихся к науке. Став текном, вы будете нести ответственность перед всем человечеством, нынешним и будущим. Итак, вы решились?

– Да, властитель.

– Хорошо. Произносите клятву!

– Перед памятью тех, кого уже нет с нами, перед всеми ныне живущими, перед теми, кто еще не родился, я, Хорк Акеран, текн, клянусь никогда не разглашать без разрешения Совета властителей никаких научных открытий, которые могу сделать в своей или в иной области. Я клянусь никогда – из гордости, из тщеславия, из алчности, по недосмотру, по неосторожности или же по политическим мотивам – не сообщать никому, кроме текнов, ни единого слова, ни единого имени, разглашение которых не будет одобрено Советом властителей. Точно так же я клянусь не разглашать открытий других текнов и, если, на беду, я нарушу свою клятву, клянусь без возражений принять справедливую кару. Единственным возможным исключением из этого закона станет тот случай, если сообщенные мной сведения могут спасти человеческую жизнь, но и тогда я всецело отдамся на суд властителей, и только они решат, правильно ли я поступил.

На этом все и закончилось. Я получил серую одежду текнов и вернулся в университет. Через два года я уже специализировался в области астрофизики. После этого мне четыре года пришлось проработать в лунной обсерватории Теленкор, расположенной в месте, которое вы называете цирком Платона. Наконец, опубликовав в специальных изданиях для текнов несколько статей, которые сочли интересными, я попросил перевести меня в астрофизическую обсерваторию Герукои, что на Меркурии, откуда велись наблюдения за Солнцем. Моя страсть к науке была главной причиной этого, но, по правде сказать, не единственной. Будучи студентом, а затем молодым текном, я вел скучную жизнь, не зная приключений. Как и у любого текна, у меня имелся небольшой космомагнетический корабль, способный осуществить перелет с Земли на Луну. То была не привилегия, но необходимость. Таким образом, я возвращался в Хури-Хольдэ довольно часто. Во время одного из таких перелетов я познакомился с прелестной девушкой Альтией, из триллов, актрисой Большого театра. На первых порах у нас все шло как нельзя лучше, но затем она предпочла мне другого, и, чтобы забыть ее поскорее, я решил улететь на Меркурий.

В Герукои я провел два года. Мы располагали там целым научным городком, раскинувшимся у подножия горы Теней, на терминаторе, на десятом градусе северной широты. Над поверхностью выступали лишь четыре купола с антитермическим покрытием. Два из них находились в зоне вечных сумерек, почти на границе жаркого пояса; другие два – в зоне вечной ночи. Субструктуры, напротив, простирались под знойным полушарием, где там и сям, рядом с зеркалами, улавливающими солнечную энергию, высились автоматические обсерватории.

На Меркурии постоянно находилось не более трехсот человек, мужчин и женщин, и все они были текнами. Я прибыл туда в день своего двадцатипятилетия. Космолет доставил меня в астропорт темного полушария. Я едва успел разглядеть голую замороженную почву, поблескивавшую в свете прожекторов, прежде чем спустился в подземелье.

Никогда не забуду свою первую вылазку, случившуюся несколькими днями позднее.