Через мгновение он не двигается, поэтому я нажимаю на один из его рогов. Когда он не реагирует на это, я дергаю за один из них и оттягиваю его голову назад.

Его глаза закатились. Пока я смотрю, с одной стороны его виска стекает ручеек крови и бежит по щеке.

Новое чувство паники охватывает меня.

— Рокан! — Я отпускаю его рога, а затем начинаю лихорадочно копать. Он был ранен, и мне нужно вытащить его оттуда. Он не может оставаться здесь — что, если надвигается еще одна лавина? Пока я копаю, я отчаянно пытаюсь сообразить, что вызывает сход лавин. Это тающий снег? Это потому, что сегодня слишком тепло? Или дело в том, что здесь слишком много снега? Я роюсь в охапках снега, снова и снова выкрикивая его имя.

В конце концов, он резко просыпается, и его голова снова откидывается назад. Меня чуть не протыкает один из его больших рогов, и я отползаю в сторону, лаская его лицо.

— Ты в порядке?

Он пытается поднять руку, чтобы подать мне знак, но его движения медленные.

— Я собираюсь вытащить тебя, — обещаю я ему, стараясь не волноваться. Я копаю дальше, убирая снег с его спины и плеч. Мои руки словно ледяные, но я не обращаю на это внимания, потому что прямо сейчас я должна быть сильной. Сейчас не время быть слабой. С Роканом что-то не так, и все, о чем я могу думать снова и снова, это то, что мне следовало прислушаться.

«Знай, что у тебя есть мое сердце».

Я сдерживаю угрожающий всхлип и сильно шмыгаю носом. Я поплачу позже, когда он будет в безопасности на корабле и выпьет чашку горячего чая. А до тех пор я должна держать себя в руках.

Я продолжаю разгребать снег руками. Я собираюсь его откопать, даже если это займет весь чертов день. Однако, когда я копаю глубже, я вижу множество сломанных сосулек, смешанных со снегом за его спиной. Рядом с его плечом есть один кусок размером с мой кулак, и на нем кровь. Это ударило его по пути вниз? Я подхожу ближе к нему и дергаю его за рог, похлопывая по щеке. Он ошеломленно откидывается назад, моргая на меня. Ясно, что он не может сосредоточиться. Я заглядываю ему в глаза — его зрачки не такие, как у меня, так что трудно сказать, расширены они или нет, но держу пари, у него сотрясение мозга. «Ты можешь встать? — жестикулирую я. — Я не могу нести тебя. Ты слишком большой».

Он протягивает руку и касается моей щеки, затем показывает: «Ты в порядке?»

Я качаю головой и тяну его за руку.

— Я в порядке, но ты должен встать, Рокан. Ты не можешь оставаться здесь. Нам нужно вернуть тебя на корабль — в Пещеру старейшин.

Рокан поднимает одну руку, затем другую и пытается выбраться из дыры. Он по пояс утопает в снегу, и место, которое я освободила против него, только что заполнилось еще большим снегом. Я продолжаю копать, пока он пытается медленно высвободить свое тело. Это небыстрый процесс, и ему приходится постоянно останавливаться, закрыв глаза. Я похлопываю его по щеке, снова и снова, пытаясь не дать ему уснуть. Если у него сотрясение мозга, он не может спать.

Если у нас есть хоть какая-то надежда вернуться на корабль, он не может спать.

После, кажется, вечности, Рокан наконец выбрался из ямы. Он перекатывается на спину и в изнеможении растягивается на снегу. Я подползаю к нему сбоку и осторожно провожу пальцами по его голове, ища рану, пока он отдыхает. Найти ее нетрудно — на самой макушке у него огромная шишка, и когда я прикасаюсь к ней, мои пальцы покрываются кровью.

Мой бедный Рокан.

Он протягивает руку и касается моей щеки, затем жестикулирует. «Ты в порядке?»

Мне хочется плакать. «Я в порядке, — жестикулирую я в ответ. — Ты можешь идти?»

«Я… попытаюсь». Его рука опускается обратно на землю, как будто он слишком устал, чтобы сказать что-то еще, кроме этого. Это как кинжал в моем сердце, и я задерживаю дыхание, когда он пытается сесть.

Через несколько мгновений мне становится ясно, что он не сможет стоять без посторонней помощи. Я подхожу к нему, перекидываю его руку через свое плечо и пытаюсь помочь ему встать; это все равно что пытаться поднять дюжину мешков с песком одновременно. Моя спина и ноги протестуют против напряжения, но я отказываюсь сдаваться. С большим трудом я, наконец, могу помочь Рокану подняться на ноги. Он вцепляется мне в плечи и почти тащит меня на землю.

Это тоже не сработает. Но надо попытаться.

— Давай, — шепчу я вслух. — Мы должны отвезти тебя домой.

Мы делаем два шага, а затем Рокан накреняется вперед, падая обратно на землю и увлекая меня за собой.

Я откатываюсь, вытирая снег с лица, и в бешенстве поворачиваюсь к нему.

— Рокан!

«Ты в порядке?» — спрашивает он меня медленным жестом руки.

Мне хочется кричать от отчаяния. Пострадал он, а не я, и этот несносный, упрямый мужчина беспокоится обо мне и только обо мне. Даже сейчас он пытается защитить меня.

Мне нужен новый план. Я снимаю один из своих верхних слоев теплого меха и обматываю его голову, чтобы остановить кровотечение.

— С тобой все будет хорошо, — говорю я ему вслух. — Давай укутаем твою голову и устроим тебя поудобнее, а потом я пойду поищу что-нибудь, что могло бы нам помочь, хорошо? Может быть, хорошие санки или что-то в этом роде.

О, конечно, потому что санки просто растут на деревьях. Хотя я не знаю, что еще можно сделать.

Я не могу нести его. Я не могу оставить его здесь.

Я не оставлю его здесь.

Он сжимает мою руку в своей и притягивает мои пальцы к своему рту для поцелуя. «Ты замерзла», — сонно сигналит он, закрывая глаза.

Горячие слезы, с которыми я боролась, хлынули вперед. Я всхлипываю в воздух и провожу рукой по его щеке. Прямо сейчас? В этот момент? Мне все равно, вызывает ли это кхай у меня чувства к нему или это мои собственные чувства. Все, что я знаю, это то, что я люблю его, и прямо сейчас он в серьезной опасности.

«Я люблю тебя, — жестикулирую я, но его глаза закрыты; он этого не видит. — Я люблю тебя, и я собираюсь это исправить, я обещаю».

— Я стану твоей парой, — шепчу я. Я наклоняюсь и целую