Ульф нервно дернулся и поднял голову так, что горло оказалось беззащитным.

Лахлан что-то произнес. Эмили не разобрала слов: они звучали не по-гэльски. Ульф ответил так же непонятно, а потом резко повернулся и вышел из зала.

Эмили выдохнула. Оказалось, что все это время она стояла затаив дыхание и отчаянно дрожа от страха.

Лахлан взглянул в ее сторону.

– Подойди, англичанка.

В этот самый момент Эмили безоговорочно, с кристальной ясностью поняла, что Кэт говорила чистую правду. Ульф даже и не подозревал о ее присутствии, а Лахлан заметил сразу, едва она вошла. Правда, вида не подал. Он действительно смотрел на пленницу тогда, когда она ощутила на себе его взгляд. Но самым убедительным доказательством, конечно, служил приказ обнажить горло. Эта традиция не принадлежала людям, и в момент высшей ярости именно она выдала истинную природу Балморала.

Лорд Гамильтон приказал бы провинившемуся воину встать на колени. И даже в этой беззащитной позе мог бы ударить.

Эмили понимала, что прятаться бесполезно, и покорно вступила в круг тусклого света.

– Почему вы ни словом не обмолвились о том, что знаете о моем присутствии?

– Решил, что не стоит. Ты слишком плохо влияешь на брата – пробуждаешь в нем самые низменные чувства. Не хотел провоцировать лишние неприятности.

– Но я вовсе не хочу плохо влиять на Ульфа.

– А я тебя и не виню.

– Правда? Даже несмотря на мой длинный язык?

– Мне твой длинный язык даже нравится. Только Ульф не настолько терпелив.

– О! – Эмили нервно облизнула губы. – Так, значит, в разговоре с вами я могу говорить все, что думаю? Вы не обидитесь?

– Если ты вдруг перейдешь границы дозволенного, я непременно потребую отмщения, но совсем не тем способом, который проповедует брат.

Почему-то обещание не испугало. Напротив, очень захотелось обидеть всемогущего вождя.

Балморал улыбнулся, словно понял желание. Эмили тяжело вздохнула:

– Но вы же не сможете убить брата.

– Тебя это удивляет? Что, в Англии родственники не останавливаются перед убийством?

Лахлан стоял спокойно, даже расслабленно. Но в то же время во всем его облике ощущалось внутреннее напряжение, которое не могли скрыть ни поза, ни выражение лица.

– Мне почему-то казалось, что вы не остановитесь ни перед чем – лишь бы сделать по-своему.

– Неужели?

Эмили потупилась:

– Я ошибалась.

Во взгляде Лахлана мелькнул молчаливый вопрос.

– Я говорю о мести. Дело в том, что вы могли бы поступить куда более жестоко, чем похитить Кэт и выдать ее замуж за своего военачальника.

– Ты так считаешь?

Эмили словно попала в поле непреодолимого напряжения и подходила все ближе – до тех пор пока не оказалась почти вплотную к тому, от кого исходила таинственная сила.

– Да, я так считаю. А еще считаю, что если бы вам непременно требовалось уязвить гордость Талорка, а заодно и чувства других, то вы запросто могли бы использовать меня, а потом бросить. Но вы этого не сделали. Так что я напрасно обвиняла вас в черствости и бессердечии.

Слова несли истинную правду – могучий вождь не причинил ей ни капли вреда.

– Использовать женщину – удел слабого.

– Думаю, Ульф непременно возразил бы. И все же поэтому вы были так уверены, что Друстан не обидит Кэт?

– Друстан не слаб.

– И вы тоже.

– Ульф как раз считает меня слабым.

– Ульф слишком горяч, вспыльчив и кровожаден. Если страдает его гордость, то ему все равно, кого он ранит или убьет. Главное для него – месть. Вряд ли из вашего брата смог бы получиться хороший вождь. Клан не вылезал бы из кровавых побоищ.

– Согласен.

– Счастье, что вы родились первым. – Потребность дотронуться до статного красавца росла с каждой секундой.

– Нет, я не старший брат. Ульф родился на два года раньше.

– И все же вождем клана оказались вы, а не он!

– После смерти отца Ульф не стал претендовать на его место.

– Потому что знал, что не сможет победить вас.

– Да. Будь он глуп, это обстоятельство не имело бы значения и он все равно бросил бы мне вызов.

– Вы восхищаетесь старшим братом.

– Да, у него немало достоинств.

– И вас больно ранит его критика.

– Воин не имеет права на излишнюю чувствительность.

Не в силах сдерживать желание, Эмили положила ладонь на мускулистую грудь Лахлана – на сердце.

– А мне кажется, воин тоже подвержен чувствам, но просто старается их скрыть, – возразила она.

В это самое мгновение тело независимо от ее воли вздрогнуло от узнавания близости. И даже то тайное местечко, которое отвечало только Лахлану, томительно заныло, прося чего-то неизведанного – новых ощущений, которым трудно было подобрать название. Неожиданно выступила влага, и Эмили смущенно сдвинула ноги в попытке унять странные проявления желания.

Ноздри Лахлана едва заметно затрепетали. Он, без сомнения, почувствовал, что происходит с телом той, которая стояла так близко и смотрела так доверчиво.

– Я не настолько слаб, – ответил он.

– Мой отец тоже был сильным человеком. И все же, потеряв любимую жену – мою мать, – как будто потерял часть себя. Так что воины испытывают глубокие чувства, даже против собственной воли.

– Твой отец гадко обошелся с тобой.

– После того происшествия на пруду он больше ни разу даже пальцем меня не тронул.

– Может быть, физически и не тронул, но ранил твое нежное сердце.

– Откуда вам известно? – Вопрос прозвучал шепотом.

– А как же иначе? Отправил в чужой далекий Хайленд. Приказал выйти замуж за совершенно незнакомого человека. Заставил платить за свои ошибки. Он вовсе не ценил тебя в той мере, в которой отец должен ценить дочь.

– Я же говорила, что сама напросилась сюда.

– Из-за страха, что они отправят глухую сестру.

– Да.

– То есть отец фактически заставил тебя совершить этот шаг.

– Не отец, а Сибил.

– Должен сказать, что ты ошиблась не только в моем характере.

– А в чем же еще? – с улыбкой уточнила Эмили. Самоуверенность вождя казалась занимательной и даже симпатичной.

– В нашей стране Абигайл не чувствовала бы себя несчастной.