С момента знакомства с Мэрилин Джонни Хайд стал жертвой бурной страсти, которую он испытал к своей новой и пугающе молодой любовнице. Мэрилин любила Джонни так, словно тот был ее отцом. Она многому училась у него, а когда оказалось, что сотрудничество с Гарри Липтоном не приносит никаких ощутимых результатов, пожелала, чтобы ее представлял Джонни. Смена агента произошла без труда, поскольку Хайд выкупил у Липтона ее контракт. Через несколько недель Джонни посвящал ей практически каждую минуту своей профессиональной и личной жизни.

Прежде чем весна 1949 года перешла в лето, Джонни покинул свою семью. Полный решимости сделать из Мэрилин вторую миссис Хайд, он забрал ее из «Студио клаб», чтобы поселиться с любовницей в арендованном доме на шоссе Норт-Палм-драйв, 718, в Беверли-Хилс. Однако, желая избежать проблем с прессой, Мэрилин согласилась держать также маленький однокомнатный номер в скромном отеле «Беверли Карлтон», где она получала почту и всяческую корреспонденцию по деловым вопросам. По словам Элиа Казана и Наташи Лайтесс, Мэрилин не собиралась выходить за Джонни замуж, хотя и продолжала жить с ним. Ее отказ от предложения сочетаться браком и тем самым отречение от большого состояния Хайда привели лишь к тому, что тот с еще большей настойчивостью стоял на своем. «Мэрилин, я долго не проживу, — постоянно повторял он ей. — Выходи за меня, и ты станешь очень богатой женщиной». Однако это не меняло ее решения, поскольку в соответствии с собственным кодексом поведения Мэрилин не могла выйти замуж за того, кого не любила. Отвергая матримониальное предложение Хайда, Мэрилин проявила также большее чувство реализма, нежели ее партнер, разумно предвидя, насколько сильно пострадала бы от этого ее репутация: она была бы названа низкой материалисткой, которая не только крутит романы и заводит шуры-муры ради карьеры, но даже выходит замуж за человека, являющегося, как всем известно, смертельно больным.

Примерно в то же самое время, по словам Питера Леонарди, одного из тех, кто стал сотрудничать с Мэрилин гораздо позднее, Хайд усиленно уговаривал Мэрилин подвергнуться операции по наложению лигатуры, или, иначе говоря, перевязыванию труб яйцеводов. «Джонни Хайд отлично знал, что девушкам из Голливуда очень часто приходится отправляться с кем-либо в постель, — утверждал Питер Леонарди, друг Мэрилин и ее личный помощник. — Это происходило перед появлением [общедоступных противозачаточных] таблеток, и он просто не хотел, чтобы Мэрилин оказалась обремененной детьми». Молодая женщина сначала согласилась на эту процедуру, но позднее переменила мнение. «Никогда она этого не делала, — заявил в свое время доктор Леон Крон, ее гинеколог. — Да и сплетни о том, что Мэрилин Монро много раз прерывала беременность, попросту смешны. Она не делала этого ни единого раза. Дважды у нее случался выкидыш, и один раз имела место беременность, которая оказалась внематочной и потребовала немедленного прерывания. Однако она никогда не делала аборт по собственной воле».

Достигнув двадцати двух лет, Мэрилин страстно жаждала и профессионального успеха, и честной, достойной жизни. «Он готов был стать моим агентом невзирая на то, что единственной более или менее теплой верхней одеждой, имевшейся тогда в моем гардеробе, было поношенное пальто с воротничком, — вспоминала Мэрилин в статье Джейн Корвин "Сирота в горностаях", опубликованной журналом "Фотоплей", — а на пробы и репетиции я ходила без чулок еще до того, как это вошло в моду, потому что не могла себе позволить даже единственную приличную пару... [Джонни] приучил меня читать хорошие книги и слушать хорошую музыку, около него я снова выучилась разговаривать. С детства мне казалось, что если я не буду произносить ни словечка, то никто не сможет ни в чем обвинить меня».

Привыкнув к принятым в Голливуде способам взаимообмена услугами, она искала признания и одобрения у тех, кому могла бы понравиться. Что касается Хайда, то Мэрилин считала, что счастье этого человека зависит — по причине его физической слабости — исключительно от нее. Она отвечала его порывам инстинктивно, руководствуясь при этом самыми что ни на есть благородными побуждениями, и удовлетворяла его сексуальные пожелания, хотя сама не находила в этом ни удовольствия, ни удовлетворения. «Я знала, что никто не способен помочь мне так, как Джонни Хайд, — исповедалась она как-то Наташе. — Но, помимо этого, мне было жаль его; ведь он просто помешался на мне. Я никогда его не обманывала и не видела ничего плохого в том, что позволяю ему любить себя. Секс много значил для него, но не для меня». Таких чувств не могла бы питать толстокожая девица, норовящая только использовать мужчину ради собственной выгоды.

Точно так же как это бывает во многих других запутанных связях, в их романе не было недостатка в неприятных и опасных моментах, которые вытекали из диаметрально противоположных ожиданий и планов на будущее, имевшихся у каждого из любовников. Мэрилин на протяжении года с лишним была абсолютно верна Джонни, пренебрегая при этом многократными предложениями как со стороны весьма влиятельного Джо Шенка, так и куда более привлекательного Фреда Карджера, который по зрелом размышлении сменил точку зрения и явно стал проявлять ревность. Невзирая на верность Мэрилин, Джонни, по словам Элиа Казана, называл ее «пустой башкой» — это была его любимая формулировка применительно к скудоумным девицам легкого поведения, точно так же как почти обо всех женщинах он выражался «шлюшки и наивные простофили». Хайд, как и Карджер, мог безнаказанно оскорблять и обижать Мэрилин, поскольку его негативная оценка не противоречила ее комплексу неполноценности.

Все эти сложные реакции напрямую связаны с ее работой фотомодели, манекенщицы и актрисы. На протяжении многих лет, проведенных в качестве Нормы Джин с Болендерами, Глэдис, Грейс Мак-Ки и Джимом Доухерти, от Мэрилин постоянно требовалось соответствовать ожиданиям других людей, причем до такой степени, что ее собственные желания и естественное развитие индивидуальности девушки, ее поведение и внешний облик формировались другими людьми. Карджер заплатил за стоматологический аппарат, поскольку ему не нравился прикус Мэрилин; Хайд пошел еще дальше. Он позаботился о том, чтобы хирург-косметолог из Беверли-Хилс по имени Майкл Гардин удалил ей с кончика носа небольшой хрящеватый бугорок и установил в челюсть, под нижние десны, силиконовый протез в форме полумесяца с целью придать лицу более мягкие очертания. Именно эти операции повлияли на смену внешнего вида актрисы в кинофильмах, снятых после 1949 года. Улучшение собственной внешности было для нее совершенно естественным занятием: ведь Мэрилин все время готовилась нравиться другим и никак не могла дождаться признания и похвал, которых она так упорно добивалась, обольстительно и кокетливо улыбаясь на фотографиях и работая над завоеванием положения кинозвезды.

Рассчитывая на сексапильность Мэрилин, Джонни Хайд немедленно представил свою новую пассию независимому продюсеру Лестеру Коуэну, который инвестировал часть денег Мэри Пикфорд в фарс, снимавшийся братьями Маркс. Фильм «Люби счастливо» был закончен в феврале 1949 года; в нем нашлась небольшая, придуманная на ходу роль для Мэрилин. Она была здесь простым приложением к братьям Маркс, кинофильмы которых представляли собой безумный импровизированный коктейль самых разнообразных идей. Подозрительный Гручо со своими вечно вытаращенными глазами играл роль частного детектива. Он слышит стук в дверь и отпирает ее, чтобы впустить Мэрилин, а та, вырядившись в платье с открытыми плечами, которое переливается всеми цветами радуги, входит в его кабинет, чувственно двигая телесами.