Она приехала, чтобы ему отомстить, мелькнуло у него.

Он никогда не входил в число ближайших телохранителей Вождя, но часто работал на полицейских, надзиравших за французами. Вот с этими французами он и видел эту дамочку, и не один раз. Он приказал своим охранникам оставить их одних.

Журналистка начала задавать свои вопросы. Его ответы она записывала в блокнот. Девчонка-сомалийка принесла им чай с мятой. Каждый вопрос поднимал в нем новую волну страха, словно он боялся дать неправильный ответ. Жаннет быстро поняла, что интервью не складывается, и, вместо того чтобы задать очередной вопрос, похвалила его форму. Команданте чуть расслабился, с лица исчезло напряжение, придававшее ему желтоватый оттенок.

«Все мужчины одинаковы. Все помешаны на том, как они выглядят. Попробовать или не стоит?» Она незаметно коснулась правой груди, надежно прикрытой бронежилетом, проверяя, на месте ли второй айфон, спрятанный в бюстгальтере. «Попробую!»

– Вы не возражаете, если я вас сфотографирую?

– Напротив. Я дам вам фотоаппарат.

– Предпочитаю снимать своим. Так я быстрее смогу переправить снимки в информационные агентства.

Она извлекла из-под майки айфон.

Он не посмел возразить.

Она попросила его сесть на стол.

– Поверните голову направо. Теперь налево. Не улыбайтесь. У вас слишком круглое и приветливое лицо, улыбка будет лишней.

Он не улыбался.

«Приветливое лицо»? Никто никогда ему такого не говорил.

Он молча повиновался ей, думая про себя, что мог бы трахнуть любовницу Вождя. И получить от нее силу, передававшуюся ей вместе с его спермой.

Жаннет не собиралась сбавлять обороты.

«А сейчас задавай ему вопросы. Один за другим. Не выпускай его».

Она стала хозяйкой положения. Он мычал, бормотал что-то нечленораздельное, потом сообщал какой-нибудь факт, но тут же сам себя опровергал, вспоминал свое детство… Наконец он рассказал о пытках, которым его подвергли американцы, хотя он был всего лишь рядовым членом ассоциации «Братья-мусульмане», одним из многих тысяч, и стремился к одному: жить в соответствии с установлениями своей веры.

– Они избивали меня до крови. Давили мне яйца. Часами держали в ванне с ледяной водой. На смерть можно ответить только смертью. Когда они вторглись в Ирак, то разбудили дьявола. Буша и Тони Блэра надо судить Международным уголовным судом. Я обращаюсь ко всему миру, ко всему американскому народу, особенно к чернокожему населению Америки, до сих пор не сбросившему цепи угнетения и расизма. Мы боремся за свое право на справедливость! Аллаху акбар!

Он опустил голову и снова нацепил очки-авиаторы. Руки у него дрожали. Произнесенный монолог его опустошил. Он не собирался говорить ничего подобного! Жаннет подошла к нему поближе. Теперь ей есть чем урыть этого говнюка из Рима! Она поблагодарила команданте и сообщила, что ведущие французские профессора права полностью разделяют его позицию. Ей вспомнился Муаммар Каддафи. В сущности, этот мелкий пакостник Муса мало чем от него отличался. Муаммар тоже был опасным человеком. Такой же безумец, как все эти кочевники, и такой же параноик. Тощий, с впалой грудью темно-оливкового цвета, заросшей густым волосом, и белым рыбьим животом. Но с мужским достоинством у него все было в порядке.

«Бичкрайт» отправлялся в обратный рейс в середине дня. Жаннет уже хотела попрощаться с команданте, когда у того звякнул мобильный. Эсэмэска. Что-то срочное. Чтобы ее прочитать, он отошел в дальний угол комнаты. Ему поручали направить в Париж двух опытных взрывников. Он позвонил охранникам и велел им проводить журналистку. Сомалийка, подававшая им чай, воспользовалась тем, что он на минуту отвлекся, и шепнула Жаннет, что видела ее по телевизору вместе с Хабибой, ее подружкой. Но главное, она сказала, что команданте отдал приказ убить Хабибу:

– Она слишком много слышала. Ее брата он уже убил.

Жаннет на ватных ногах дошла до «мерседеса».

Время для нее будто остановилось.

Она размышляла над тем, как лучше подать полученное интервью. От потного Мусы пахло страхом. Этот тип – просто больной, думала она. Псих, возненавидевший весь мир, пусть и не без причины. Рано или поздно американцы его уберут, но пока этого не случилось, от него можно получить важную информацию. Она улыбнулась.

Команданте Муса прыгнул в пикап и в сопровождении охраны поехал в лагерь тунисцев, подобрать двух взрывников. К вечеру он пришлет за ними машину, и они вместе с сотней мигрантов сядут на катер. Только у этого катера будет исправный двигатель, достаточный запас бензина и GPS-навигатор, с помощью которого они без труда доберутся до Лампедузы. Оттуда – в Милан, из Милана – в Париж. А там уж до Торбея – Большого Пирога рукой подать.

Мелита-стрит, Валлетта, Мальта

В Валлетте царило курортное оживление. От страха перед исламистами пляжи Магриба опустели, и толпы туристов хлынули сюда. Посольство Франции, расположенное на Мелита-стрит, работало в летнем режиме: с 7:30 до 14:00. Рифат демонстрировал похвальное усердие и каждый день до вечера сидел в канцелярии. Он вел по электронной почте личную переписку и слал на Набережную телеграммы – с единственной целью показать чиновникам министерства, что он на посту и делает все что может, пока болеет посол. Интересно, а депрессия заразна? Тогда ему грозит подхватить эту напасть от жены. Жена самого Рифата и трое его сыновей сбежали от жары и проводили июль во Франции. Расследование убийств продолжалось, но интерес публики к этому делу упал. Ни «Таймс», ни «Индепендент» больше о нем не писали. Тем не менее Джон Питер Салливан – атташе американского посольства, в обществе которого Рифат, оставшийся в одиночестве, проводил много времени, – настоятельно советовал ему за ним следить.

Секретарша сказала ему, что забегала Жаннет, сообщившая, что собирается на день слетать в Ливию. «Пусть едет – на свой страх и риск. Если ее похитят, вытаскивать ее никто не станет. Самое поразительное, что я узнаю об этом от своей секретарши! Когда вернется, надо будет подробно ее обо всем расспросить, а потом отправить на Набережную отчет. И поговорить с Дж. П.».

В 10 часов утра, когда Рифат явился в посольство, охранник сказал ему, что в приемной консула его дожидается какая-то пара.

– Это я их туда проводил, – добавил охранник. – Они пришли к самому открытию. У них какая-то проблема, и, судя по всему, серьезная. Ничего конкретного они мне не рассказали, но сразу видно, как они напуганы. Мужчина – француз, он показал мне паспорт. Консул на месте, но чем он занят, я не знаю. Они ждут уже больше часа.

Рифат вставил пропуск в бронированную дверь (он установил ее сам) своего кабинета, включил компьютер, отправил коллегам несколько имейлов и, наконец, набрал номер консула, чей кабинет располагался этажом ниже, прямо под его кабинетом. У консула было занято. Как всегда по утрам, консул звонил жене – молоденькой шриланкийке, на которой он женился в Коломбо, где работал до приезда сюда. Рифат сблизился с консулом, рассчитывая использовать к своей выгоде угаданные в нем слабости и получить право командовать персоналом посольства. Консул – человек профессионально некомпетентный, необщительный, скупой и внешне малопривлекательный (глубоко посаженные глазки, низкий лоб, тонкие усики над вечно вспотевшей губой), но благодаря отцу (тоже консулу) ходивший в любимчиках у начальства, – держал жену взаперти в своей квартире в Слиме. Утром, уходя на работу, он запирал ее на ключ; еду ей подавали с улицы наверх в привязанной к веревке корзине. Несчастная женщина без конца звонила ему, рыдала и грозилась выброситься из окна, если он не позволит ей вернуться к родным.