Эрвин быстрыми шагами идет по улице мимо дома Анны. У подъезда стоит фотограф Филя. Он держит в руках чемоданчик, молча провожает взглядом вошедшего в подъезд Эрвина.

Эрвин звонит в дверь. Тишина. Эрвин звонит вновь долгим, протяжным звонком. Дверь никто не открывает.

В провинциальном городе Зубы идет хлопьями снег. Сегодня православный праздник. В церкви идет служба. Люди стоят с горящими свечами. В темном углу поет церковный хор. Среди поющих – женщина, стриженная наголо, в черном мужском пальто. Это Анна Шагал.

Голос ее, красивый, сильный, сливается со слабыми голосами пожилых хористов. На дворе стоит девочка Берта с белым петухом на руках.

Среди небольшого количества прихожан можно узнать Ленина. Он молится. Священник читает молитву. Ленин становится на колени. Хор поет церковный гимн.

После службы в доме священника за столом сидят священник, его жена Ольга, Ленин, Анна Шагал с большим животом, Берта. Тихая трапеза. На столе рыба, соленые огурцы, графин с водкой.

Священник, пожилой человек, слушает нетрезвую речь Ленина:

– Лука… и ты, Анна, я хочу, чтобы вы знали. Ко мне приезжали и спрашивали про Анну, где она… Я сказал: не знаю… они говорят… ее видели в Зубах. Я сказал: я не видел… они мне – по зубам: врешь, сука… Врешь…

– Федор, – с упреком произносит священник.

– Извини, я хотел сказать, что они все знают…

– Может, мне уехать куда? – спрашивает Анна.

– Нет, Анна! В моем доме тебе мир и покой…

Анна вдруг изменилась в лице. Тихо заскулила.

– Что случилось?

Жена священника Ольга посмотрела на Анну и все поняла:

– Началось…

У Анны начались схватки. Ольга подхватила ее и вывела в спальню:

– Горячую воду, много воды.

Священник и Ленин, растерянные, в таких случаях теряется каждый мужчина, ставят на печь тазы и ведра с водой. Слышны крики Анны. Священник идет к спальне. Жена останавливает его.

– Идите в церковь, – командует Ольга. – Я сама со всем справлюсь. Вы мне не нужны.

В пустой, холодной церкви стоят священник и Ленин. Священник громко молится. Ленин повторяет за ним слова молитвы. Входит девочка Берта:

– А у нас американский мальчик родился!

Та же церковь, но в дверях ее видны летняя трава, листья деревьев. Крестят маленького американского мальчика. После крещения вешают ему на шею медный крестик.

Днем во двор церкви въезжает большая машина. Из нее выходит военный с большим букетом цветов. Он обходит лужи, входит в дом священника.

– Это вам от Александра Сергеевича Галахова. Он вас помнит и ждет… – Военный протягивает Анне цветы.

– И здесь нашел…

– Долго искали… – Довольный военный улыбается. – Вообще-то, прятаться от нас бессмысленно…

– Что я должна делать? – спрашивает Анна.

– Ехать со мной… сейчас же…

Анна оставляет военного стоять в прихожей, идет в комнату, где в люльке спит мальчик, и собирает вещи. Жена священника причитает:

– Бог ты мой! Луки нет! Надо же ему уехать! Что делать? Луки нет… Не бери дитя, оставь.

Анна смотрит на старую женщину:

– Оставлю, оставлю… О нем никто не знает. Так будет лучше.

Анна достает из ридикюля фотографию, где они с Эрвином на Красной площади, на фоне Мавзолея Ленина, стоят обнявшись:

– Это его отец. Если что, сообщите ему о сыне. Его звать…

– Знаю, детка, знаю… Эрвин Кристофер.

– А Берта?

– И Берту оставь…

– У вас война троих сыновей убила, будете немку кормить?

– Молчи, Анна… Езжай с Богом и с Богом возвращайся…

Московская квартира Анны. В квартире все, как было до побега. Анна нашла те самые дырочки, заглянула в них. Какой-то человек, видимо сосед, сидит за столом и грызет с наслаждением большую головку лука. В коридоре раздается телефонный звонок, человек положил лук, поднялся, потом постучался в дверь Анны:

– Вас к телефону.

Анна вышла в коридор, взяла трубку:

– Слушаю!

– Есть у вас что-нибудь приличное надеть? – раздался голос в трубке.

Правительственная ложа в Большом театре. На сцене поют «Чио-Чио-сан». В ложе сидят генерал Галахов и Анна.

На ней платье из крепдешина, то самое, в котором она когда-то была привезена на дачу генерала НКВД. Платье чуть узко. Годы превратили девичье тело в женское. Грудь с трудом умещается в маленьком вырезе. На шее нитка жемчуга. Генерал смотрит на Анну. Анна смотрит на поющую мадам Баттерфляй.

– С твоим голосом, к которому ты так безответственно относишься, с твоим талантом, который ты…

– Александр Сергеевич, что вам от меня надо?

– Я хочу тебя…

Анна засмеялась:

– Только и всего…

Большой и грузный красавец, в белом кителе с золотыми погонами генерала НКВД, молча смотрит на смеющуюся женщину.

– Я хочу тебя с того дня, как увидел, как ты упала в обморок…

– Голая, – добавляет Анна.

– Я не могу забыть…

– Хотите видеть меня голой? Это так просто!

Анна поднялась и неожиданно ловко стянула с себя платье, за платьем комбинацию. Галахов вскочил, пытаясь остановить ее. Анна легко скинула лифчик и трусы. Звуки и голоса привлекают внимание зрителей.

Правительственная ложа всегда была под пристальным вниманием зрителей. Сейчас там происходило что-то крайне неприличное. Мелькнула обнаженная женщина.

Потом раздался громкий голос генерала Галахова: «Оденьтесь», потом вновь появилась обнаженная женщина, которая сбросила платье вниз, в зрительный зал.

Женщина встала у бархатного барьера, вцепилась в него руками и смотрит на сцену, где пела безутешная мадам Баттерфляй. Такой ее увидел Эрвин Кристофер.

Он, как и все в зале, обернулся на правительственную ложу. Ему померещилась в мелькнувшей женщине Анна.

Он приложил к глазам маленький перламутровый театральный бинокль и увидел голую, безрассудную, отчаянную свою единственную любовь.

Боясь показаться перед зрительным залом, генерал Галахов шепчет Анне.

– Уйди, сука! Не позорь меня…

Говорит он это механически, обалдев от неожиданной выходки своей спутницы, не зная, что предпринять в этой кошмарной ситуации. Потом сообразил, открыл дверь и позвал постоянную охрану правительственной ложи. Вышли два рослых офицера. Так же обалдело, как и генерал, они смотрят на голую генеральскую спутницу.