– Не знаю. Очень хотел бы знать. И вообще, наше вызволение окутано таким ореолом мистики, что мне иногда кажется, будто все это мне приснилось. Иными словами,

Мне не нужны

Ни чины, ни высокие званья,

Здесь, на земле,

Я б возродиться хотел

Тем же, кем был до сих пор[7].

– Стихоплет чертов, – сказал Игорь уже мягче.

– Это не я. Окума Котомити, девятнадцатый век.

– Между прочим, твой дружок Ертаулов тоже был удостоен «Алмазного Ромба». И тоже отказался, свиненок!

– Уж он-то почему? Первый в истории выход в скафандре в экзометрию…

– Представь, он не предложил нам никаких мотивировок. Отказался, и все! А потом и вовсе пропал. Прячется где-нибудь, боится, что осерчают звездоходы, накостыляют по шее. И правильно боится. А ты что? Допустим, в экзометрию ты не ходил. Но ведь контроллером вручную управлял именно ты!

– Я… Но, Игорь, убей не могу тебе объяснить, как мне это удалось! Кажется, что и здесь обошлось без меня.

– И на пазуровском мини-трампе вовсе не ты был… Нет, не та нынче молодежь. Нет в ней прежней материалистической закваски. Сплошное сползание в слепой, осужденный даже питекантропами, мистицизм… Я, конечно, передам твои нелепые доводы Корпусу Астронавтов. А уж они решат, признать их состоятельными или ославить тебя по всей Галактике как выпендрюжника. Ну, а что мне передать агентству Гиннеса?

– Это еще что за департамент?..

– Дикарь! – возопил Кратов-старший.

– Игореша, а кто такой Длинный Эн? – вдруг спросил Кратов.

– Гм… Решительно, мне это прозвище знакомо. И слышано давно. Нет, не помню. Если хочешь, наведу справки. Но очень мне любопытно, какой титул заработаешь ты, коли твоя карьера начинается с отказа от «Алмазного Ромба»… Когда надоест реабилитироваться, обязательно, слышишь – обязательно! – побывай у мамы. Л-лоботряс…

– От такого слышу!.. Давай вместе побываем, а?

Испытывая громадное облегчение от того, что неприятный разговор получился не таким уж тягостным, Костя прогулялся по комнатам, заглянул к соседям. В коттедже не обнаружилось ни одной потерянной души. Все его население с утра пропадало на море. Насвистывая легкомысленный мотивчик, Костя разыскал полотенце, скинул халат, натянул белые шорты и резво сбежал по ступенькам в сад.

И замер, как оглушенный.

На скамейке в тени молодого кипариса, тяжко опираясь на клюку из темного дерева, сам такой же темный и корявый, как эта клюка, в белоснежном тропическом костюме, болтавшемся на нем на манер пижамы, и белоснежной же панаме, сидел Дитрих Гросс.

Он приподнял устало смеженные веки и полыхнул из-под них слепящей синевой совершенно молодых глаз.

– Жду тебя, сынок, – проскрипел он. – Удели мне немного времени.

– Все мое время – ваше, учитель, – потрясенно сказал Костя и на негнущихся ногах приблизился к древнему старцу.

Снова он вынужден был возвращаться в собственное прошлое, которое так надеялся накрепко забыть…

– Сядь, – сказал Большой Дитрих. – Не хочу, чтобы ты маячил надо мной, когда я начну говорить, – Кратов поспешно сел. И тут же вспомнил похожие слова, что произнес однажды в том призабытом уже прошлом Олег Иванович Пазур. – Ты только что вернулся из очень странного рейса, не так ли? И многое тебе показалось загадочным, таинственным, фантастическим… не поддающимся разумному объяснению?

Костя обнаружил, что кивает в такт каждому произносимому старцем слову, будто заведенный.

– Так вот, – продолжал тот. – Я здесь, чтобы попробовать расставить точки хотя бы над некоторыми буквами.

11.

Черные высохшие губы Гросса зазмеились улыбкой.

– Ты, должно быть, всерьез полагал тогда, – прокашлял он, – что старый дед Дитрих восстал с одра, дабы помахать тебе ручкой вслед?

– Я так не полагал, – сдержанно сказал Костя.

– И справедливо. Иных забот у деда Дитриха нет, как таращиться на голых парней. И девчонок, кхе-кхе… В молодости, в твои годы… черт знает сколько времени тому назад… я был неплохим охотником. В моем доме по сей день торчат еще на стенах хари убитых мною кабанов и буйволов. А в прихожей цела еще шкура тигра-людоеда. Вот и нынче меня уговорили тряхнуть стариной и добыть еще одного лютого зверя, обнажившего клыки на человеческий род. Но я упустил его. И нет мне за то ни прощения, ни покаяния. И более всякой меры я виноват перед тобой. Имя тому зверю – РАЦИОГЕН.

Старец в упор поглядел на Костю, очевидно, ожидая проявлений бурной реакции. Но загорелое лицо юноши не выразило ничего, кроме напряженного внимания.

– Рациоген? – из вежливости переспросил он. – Похоже на название лекарства. Или прибора…

– Угадал со второй попытки. Это действительно прибор, сынок. Рациоген, он же «полиспектральный интеллектуализатор», он же «церебральный нейрогенератор», он же «гиперментар». Назови хоть кувшином, как говорите вы, русские, если ты и впрямь русский, как мне докладывали…

– Я русский, – подтвердил Костя. – Но мы говорим так о горшке. Обычном, из глины.

– Я выслеживал рациоген, чтобы не позволить вывезти его с Земли. Мы ждали, что обязательно будет такая попытка, и повсюду расставили силки. Никто не думал, что они рискнут проделать это через Старую Базу, потому и посадили там меня, старого пердуна. Заткнули мною брешь. И я проспал его.

– Голубой контейнер?!

– Снова угадал. Ну, это было нетрудно. Сейчас, задним умом, я сознаю, что следы его так и лезли мне на глаза! След первый: никто на всей базе не ведает, что хранится в голубом контейнере. След второй: за сутки до вылета меняется пункт назначения. Что еще нужно, чтобы возбудить подозрение?! А дед Дитрих мирно дремлет в медкомиссии… Я не мог и вообразить, что эскортировать рациоген будут не нахохленные темноликие асы, а стайка желторотых птенчиков. Тут они меня провели. Дьявол, даже заплата на твоей памяти не насторожила меня! А ведь следовало заподозрить, что ты запрограммирован. Что под заплатой на очаге сильных эмоций может быть скрыта программа сопровождения тайного груза.

– Не было там никакой программы, – проворчал Костя. – Совсем другое.

– Я знаю. Сейчас… А тогда я должен был проснуться! Особенно когда Пазур умело пугнул тебя и смазал твою ментограмму перед моими глазами. Для чего ему это понадобилось?

– Наверное, все вышло случайно…

– Случайно? Ха! В таких делах случаю нет места! Только недавно я догадался. Пазур беспокоился, что вот сейчас я сниму тебя с рейса и ему срочно придется искать замену. А на Старой Базе, как на грех, никого, кроме тертых и трепанных звездоходов, которые первым долгом, едва переступив комингс переходника, пустятся сверять содержимое всех контейнеров с транспортными декларациями.