— Дан, ты на кого уставился? — ворвался в его мысли голос Миланы.

— Да, вон, — кивнул в сторону компании.

— О, да это эта, как ее? Швед? — силясь вспомнить ее фамилию, или делая вид, что напрягает память, произнесла Ливанова. — А что, она тут работает?

— Как видишь, — иронично ответил Макаров, — работа "кипит".

И он не заметил, сосредоточенный взгляд девушки, который та переводила с официантки на него и обратно.

И вот наконец-то Женя соизволила отлипнуть от Федорова и вспомнить о своих рабочих обязанностях. Подошла к их столику, спокойно общается, улыбается, ничего в ней не выдает того, что она скучала или думала о Богдане. А, может, и не думала вовсе? Он, как идиот, все эти вечера вспоминал, размышлял, ждал, а она, быть может, уже во всю резвилась с этим ушлепком? Весь этот монолог проходил внутри, внешне же он был спокоен и ни словом, ни взглядом — ни чем не выдал того, насколько его все это бесит и злит. Но вот она вскидывает глаза на Милану, та подхватывает Богдана под руку, а Женя замирает. На миг, на очень короткий миг. Но внимательно наблюдавшему за ней парню, этого было достаточно, чтобы понять, что не так все и ладно в «датском королевстве». Вот оно что! Дааааа, Женя, делать вид, что я тебе по барабану и ощущать — это разные вещи. Не так ли? — размышлял про себя Дан.

В этот вечер Ливанова была отшита, несмотря на ее многочисленные намеки на продолжение. А Макаров смотрел на нее и понимал, что не стоит на нее. Вот не стоит и все! Несмотря на явно немаленькие суммы, которые вколочены в ее внешний вид. Переводил взгляд на Швед в ее простеньком платье официантки и понимал, вот его бы он с удовольствием содрал с девушки.

Вечером, уже лежа в кровати, принял решение, что ждать больше смысла нет. Как и нет смысла в том, что он находится на «сухом пайке» уже целую неделю. Семь гребанных, мать его, дней! Кому сказать! Да и в целом смысл же его акции под названием «Женя Швед» был другой, — напомнил себе. — Заставить привыкнуть, заставить поверить, а, быть может, даже влюбить. Ну а потом, потом вжих, и все рассыпется, похоронив ее саму под этими обломками.

Только вот, почему уже не так азартно? Почему, когда пацаны выдают шуточки про Швед, ему уже не смешно? Почему, на их вопросы о том, как продвигаются у него дела с ней, он не хочет отвечать? И почему, мать их итить, почему он не рассказал им о том, что знает, теперь уже знает, какая Женя в постели, какое у нее тело, какие на вкус сладкие губы, как охрененно стонет? Как много этих «почему». Усталость. Это все усталость. Вот завтра отыграют матч, а в воскресенье он будет тупо отсыпаться, отключит телефон и будет просто спать.

Несмотря на весьма веселую атмосферу в караоке, я петь отказывалась. Настрой был, мягко говоря, не тот. А все мои мысли были рядом с Богданом. Вот оно значит как. Пока я думаю о нем, пока жду хоть какого-то сообщения, пока выискиваю глазами в универе — он все это время проводит с Ливановой. Господи, ну я и дура! Ведь понимала и знала, что все это на один раз. Ведь знала, что не надо к этому относится иначе. Что изменилось? Как так получилось, что он занимает все мои мысли? Как так получилось, что засыпая я мечтаю о нем. И стыдно признаться — вчера ночью я проснулась, но не просто проснулась — меня попросту выбросило из сна. Выбросил оргазм, которые накатил на меня неожиданно, внезапно. Я смутно, очень смутно помню этот сон. Ну и слава всевышнему! Но точно помню Богдана в нем. Убедившись, что Зоя не проснулась, я тихонько вышла и направилась в душевую. Там, уставившись в зеркало на свои раскрасневшиеся щеки, я издала невнятный стон. Приехали, Швед! Он уже тр*хает тебя во сне.

— Жень, ну спой! — голос подруги проник в мои мысли, вернув обратно в караоке-клуб.

— Зой, да не хочу я.

— А что, Женя хорошо поет? — поинтересовался Миша.

— Офигенно, — воскликнула Зойка. — Я сама слышала.

— Где это ты слышала? — удивилась я.

— Ты мне видео показывала со своего дня рождения. Не помнишь?

— Аааа, это. Ну да. В любом случае не преувеличивай. Пою, как пою. Как все.

— Жень, побалуй нас одной песней, — присоединился Петя.

И три пары просящих глаз уставились на меня. И что это я, в самом деле?

— Ладно, — сдалась. — Но только одну, — предупредила я.

И вот, спустя двадцать минут, меня приглашают на небольшую сцену и дают в руки микрофон. Немного нервно выдохнув, объявляю, что заранее прошу прощения, если сфальшивлю, но собравшиеся поддерживают, и я успокаиваюсь. Как только заиграли первые аккорды знакомой и такой любимой песни, я прикрываю глаза и окунаюсь в иной мир. И да, мне даже не пришлось делать никаких для этого усилий, ведь текст песни тесно переплетается с моим нынешним мироощущением:

«Люби меня, люби

А может быть будет легче

Люби меня, люби

Не будет последней встречи

Люби меня, люби

С тобой иду по краю

Смотрю в твои глаза

И просто умираю».*

Когда проиграла последняя нота композиции, я открыла глаза и растеряно посмотрела вокруг. Не было аплодисментов, фоном играла стандартная музыка, объявлявшая о количестве баллов, которые набрал исполнитель. Но все это длилось пару мгновений, после чего ведущий откашлялся в микрофон и проорал: «Аплодисменты! Уау! Это было круто!» И будто очнувшись, люди стали аплодировать и кричать «молодец» и «браво».

Я подошла к нашему столику, смущено окинула сидящих за ним ребят. Все трое молча взирали на меня.

— Что такое? — усаживаясь, спросила.

— Жень, это было супер! — нашлась первая Зоя.

— Спасибо, — кивнула я.

— Я же вам говорила, что она круто поет!

— Да, круто.

Я посмотрела на Петю, что задумчиво протянул комплимент и в данный момент не сводил с меня взгляд. И меня он напряг, очень напряг. Ушел Петя — друг, и вернулся тот Петя. Петя, который целовал меня перед общагой. А вот мне этого сейчас вот вообще не надо, никак не надо.

— Слушайте, я, наверное, пойду, — засобиралась.

— Жень, ну ты чего? — запротестовала подруга. — Посиди немного, вместе пойдем. Да и к тому же общежитие все равно уже закрыто.

И почему я сразу об этом не подумала? И куда теперь деваться? На вокзале ночевать? Глупые, бесчеловечные правила.

— Не переживайте, — махнул Миша, — партия нас в беде не бросит. Петр батькович выделит нам койко-место в своих апартаментах.

— Ну вот видишь, — вновь принялась меня уговаривать Зоя. Хотя чего уговаривать, если идти все равно не куда?

По мне так лучше комната в общаге. Под натиском обстоятельств я сдалась. Но через час уже пожалела о многом: о том, что согласилась на этот поход; о том, что забыла о закрытии общаги; о том, что у нас такой принципиальный комендант; о том, что я живу не в отдельной квартире, да и о многом и многом другом.