Я шла по городу, зажав письмо в руке, конверт нагрелся от солнца, я засунула его в карман миниюбки, и теперь он грел мне бок. Стекольщики вставляли новые стекла.

Потом рабочие захватили фабрики, студенты, захватившие университеты, посылали цветы рабочим, захватившим фабрики, а полиция опять принялась бить окна захваченных зданий. На некоторых стамбульских стенах появлялись пятна студенческой и рабочей крови, но долго они не держались, солнце подсушивало их и отбеливало. В училище мы слышали двадцать один пушечный залп. В вечерней газете писали: «Шестая флотилия американского флота вошла в стамбульские воды. Правительство приветствовало прибытие шестой флотилии салютом из двадцати одно залпа». На следующее утро многим стамбульским башмакам, оказавшимся в центре, пришлось ходить по чернильным пятнам. Ночью левые студенты поливали белые формы американских матросов чернилами и краской, забрасывая их бумажными бомбочками. В порту студенты спустили турецкий флаг. «Мы считаем, что Турция несвободная страна, поэтому мы спустили флаг». Полиция снова подняла флаг, а ночью во многих американских домах были разбиты окна. Полиция устроила под утро облаву в студенческих общежитиях и похватала всех студентов, у которых руки были в чернилах или в краске. Один студент, Ведат Демирджиоглу, выпал из окна студенческого общежития и получил тяжелые травмы. На другой день я видела, как американские солдаты шестой флотилии в белых формах плавают в море. Студенты их избили и побросали в Мраморное море. В вечерней газете я увидела фотографию активиста Дениза, сидящего на плечах у кого-то из студентов. Студенты кричали: «Кровь за кровь!» Они хотели отомстить за своего товарища Ведата Демирджиоглу. Несколько дней Ведат был без сознания, а потом умер. В день его смерти Дениз два часа пролелсал в университетском коридоре, уткнувшись лицом в пол. Когда он поднялся, каменный пол коридора был мокрым от его слез.

Студенты прошли по городу, неся символический гроб, потому что полиция постаралась, чтобы труп как можно скорее исчез. Теперь полиция посягала и на символический гроб. Студенты побежали с бумажным гробом через мост, поверх голов летели камни, которые бросала им в спины преследовавшая их полиция, студенты попрыгали на пароход и захватили его. Полицейские хотели тоже попасть на пароход, но промахнулись и очутились в море; они барахтались в воде в своих касках, а студенты запустили корабельную сирену, которая выла несколько часов. Тысячи людей собрались на мосту через бухту Золотой Рог. Их тени падали на воду и смешивались с тенью от корабля и тенями от студентов, которые держали гроб на плечах. Студенты скандировали хором первые строки стихотворения Назыма Хикмета «Мальчик мой, взгляни на звезды».

Потом они запели:

Потом вышла луна, и пароход с бумажным гробом продолжал свой путь в лунном свете, а студенты продолжали петь «Не допустим, чтобы брат на брата…», потом они опустили символический гроб первого погибшего студента в Мраморное море, и море долго носило его по волнам. На следующий день студенты напечатали большие фотографии Ведата и ходили с ними по городу, забрасывая полицию камнями. Полиция отвечала им тем же, и камни летели в портреты Ведата так, что скоро от них остались одни клочки.

Окровавленные студенты устремились к памятнику Ататюрку, они бежали и кричали: «Убийцы!» Правительство вызвало войска на помощь полиции. Студенты продолжали забрасывать полицию камнями, не трогая при этом солдат. «Народ и армия едины! — кричали студенты. — Да здравствует Ататюрк! Ататюрк вернется!» Яркое солнце играло на автоматах и касках, не делая различий между полицейскими и солдатами. Студенты стояли у памятника Ататюрку и пели турецкий гимн, полицейские и солдаты замерли, вытянувшись в струнку. Потом студенты запели «Интернационал», полиция пустила в ход дубинки. Затем появились «Серые волки», они шли и кричали: «Армянские жиды, убирайтесь из Турции! Турция для турков!» Полиция перешла к слезоточивому газу, студенты возле памятника Ататюрку плакали и кашляли, плачущие студенты кричали: «Революция или смерть!»

Пока студенты проливали кровь у памятника Ататюрку, мы проливали искусственную кровь на репетиции, отрабатывая очередную сцену из «Убийства Марата», потом мы смыли кровь и вышли из училища с выученными текстами. Я была Шарлоттой Корде, и мой текст звучал так:

На следующий день, когда вовсю стрекотали цикады и усталые деревья стояли с поникшими листьями, в газетах появилась фотография вожака Дениза. Полиция арестовала его почти сразу после того, как он сдал государственный экзамен по уголовному праву. Пятьдесят восемь дней провел он в тюрьме вместе с другими участниками выступлений, и в течение всего этого времени газеты печатали фотографии небритых студентов. Правительство не пустило в страну знаменитых деятелей левого движения из Европы, которые были приглашены на фестиваль мира, и они улетели обратно. Теперь «Серые волки» маршировали по городу и перед памятником Ататюрку клялись истребить коммунистическую заразу. Люди рассказывали теперь истории о Денизе. Говорили, что в детстве он приходил на свалку и раздавал мусорщикам все деньги, которые у него были. Рассказывали также, у Дениза с друзьями было две группировки, одни назывались «козьими мордами», другие «черепашьими мордами»; «козьи морды» были сторонниками вьетнамского лидера Хо Ши Мина, «черепашьи морды» сторонниками Че Гевары или Фиделя Кастро.

До того как его арестовали, Дениз с «черепашьими мордами» отправился в Анатолию, чтобы агитировать крестьян за проведение земельной реформы, — теперь, наверное, многие ножницы вырезают его фотографию из газет и многие руки вешают его портрет на стену. В один прекрасный день Дениз неожиданно исчез из газет, уступив место последней новости: «Аполлон-7 отправляется на Луну». Я вырвала из газеты фотографию Луны и сунула ее к себе в тетрадь, как будто хотела спрятать Лупу от космонавтов. Под фотографией Луны помещалась фотография какой-то турецкой деревни, снятой с вертолета: «Они летят на Луну, а мы живем во мраке Средневековья». В горах на турецко-персидско-иракской границе началось таяние снегов, и талые воды размыли дороги между селеньями, а также дорогу в Хаккьяри. Крестьяне оказались отрезанными от города, поля все залиты водой, население страдает от нехватки продуктов. Правительство выделило пострадавшим продукты питания и медикаменты, которые должны были сбрасываться с вертолетов, но газеты писали о том, что все это в итоге досталось бюрократам. Когда я прочитала это сообщение, меня охватило чувство отчаяния от собственной беспомощности; я опустила газету на колени и увидела рядом с собою моего однокурсника, Хайдара, который тоже только что прочитал это сообщение. Он был самым молодым в нашей группе и приехал из Каппадокии. Хайдар сказал: