Он на мгновение прикрыл глаза, чтобы вспомнить точные выражения, которые употреблял в разговоре с ним сонный от вина маг однажды весенним вечером семьсот лет тому назад у костра на краю Ллихлинских болот.

— «Тот, кто нанесет этим клинком удар без любви в сердце, обречен на верную гибель, — произнес Флидис, вспомнив точные слова. А потом договорил остальное: — Тот, кто убьет с любовью, может сделать свою душу подарком тому, кто отмечен узором на рукоятке кинжала». Могущественные слова, сложная, глубоко скрытая магия.

Дариен смотрел вниз, на слабо намеченный узор на ручке кинжала. Потом снова поднял глаза и произнес так тихо, что Флидису пришлось напрягать слух, чтобы его услышать.

— Я не пожелал бы свою душу в качестве подарка никому из живых. — И затем, после паузы, андаин услышал: — Перед тем как меня привели в это место, я думал подарить сам кинжал.

— Кому подарить? — спросил Флидис, уже зная в душе ответ.

— Моему отцу, разумеется, — ответил Дариен. — Чтобы меня приветливо приняли хоть где-нибудь среди миров.

Должен же быть на это какой-то ответ, думал Флидис. Должен существовать правильный ответ, ведь от него так много зависит. Но на этот раз он ничего не смог придумать. Не мог найти слова, а потом вдруг на это уже не осталось времени.

С поляны донесся грохочущий удар, более громкий, чем любой из предыдущих, и на этот раз в нем звучало торжество. Флидис обернулся как раз вовремя и увидел, как Ланселот летит по воздуху, задетый самым кончиком молота, не сумев полностью увернуться от удара. Если бы этот удар попал прямо в него, он бы с ним покончил. И так от этого скользящего удара он перелетел через половину поляны и рухнул на землю рядом с Дариеном.

Курдадх, не знающий усталости, почувствовавший наконец близость победы, снова надвигался на него. Истекая кровью, полуживой от усталости, с повисшей бессильно левой рукой, Ланселот каким-то чудом, усилием воли, которого Флидис не мог даже осознать, поднялся на ноги.

За секунду до того, как демон налетел на него, он повернулся к Дариену. Флидис увидел, как их взгляды встретились. Потом услышал, как Ланселот быстро произнес без всякого выражения:

— Один последний бросок в память о Гевейне. Больше у меня ничего не осталось. Досчитай до десяти, а потом закричи. А потом молись, кому хочешь.

Больше он ничего сказать не успел. Он снова нырнул прыжком в сторону, с разворотом, и ушел от очередного убийственного удара молота. Молот врезался в землю там, где он только что стоял, и Флидис отшатнулся от грохота этого удара и жара, взмывшего от расколотой земли.

Курдадх резко развернулся. Ланселот уже снова стоял на ногах, слегка покачиваясь. Демон издал тихий, рокочущий звук и медленно двинулся на него. Раз.

Флидису казалось, что сердце его сейчас разорвется в груди прямо на этом месте. Убегающие секунды были самыми длинными за всю его долгую жизнь. Два. Он был хранителем леса, этой рощи, так же как и Курдадх. Эти двое осквернили поляну! Три. Он не мог заставить себя посмотреть на Дариена. Демон нанес удар мечом. Ланселот парировал его, споткнулся. Пять. Снова Курдадх сделал выпад каменным мечом, держа наготове высоко поднятый гигантский молот. И снова человек отбился. Он чуть не упал. Флидис внезапно услышал шелест предвкушения в листьях наблюдающих за схваткой деревьев. Семь. Обреченный на молчание, вынужденный оставаться свидетелем, андаин ощутил во рту привкус крови: он прокусил себе язык. Курдадх без малейших признаков усталости, двигаясь волнообразно и плавно, ринулся вперед, фехтуя мечом. Флидис увидел, как молот поднялся еще выше. Он поднял руки в бессмысленном, жалком жесте отрицания.

И в эту секунду Дариен издал вопль, какого Флидис не слышал никогда в жизни.

Это был крик ярости и страдания, ужаса и боли, исторгнутый из кровоточащей, измученной души. Вопль был чудовищным, невыносимым, сокрушительным. Флидис повалился на колени от боли и увидел, как Курдадх быстро оглянулся.

И Ланселот сделал свой ход. В напряженном прыжке вверх он рубанул своим сверкающим мечом сверху вниз с ошеломляющей силой и полностью отрубил руку, до которой до сих пор никак не мог дотянуться.

Ту руку, которая держала чудовищный молот.

Демон взревел от неожиданности и боли, но одновременно уже начал перетекать телом к отрубленной конечности и заново отращивать ее. Флидис краем глаза видел это.

Но он следил за Ланселотом, который точно приземлился на обе ноги после этого невероятного удара, отшвырнув свой меч в сторону Дариена и Флидиса и теперь наклонился, тяжело дыша, над молотом Курдадха.

Его левая рука бездействовала. Он ухватился правой за рукоятку и, застонав от усилия, попытался поднять молот. И не смог. Молот был огромным, невообразимо тяжелым. Это было оружие демона, Старейшего. Его выковали в огне, пылающем глубже, чем пропасти Даны. А Ланселот Озерный был всего лишь человеком.

Флидис видел, что демон вырастил из своего тела два новых меча. И снова надвигался, с мокрым, булькающим звуком, полным ярости и боли. Ланселот взглянул вверх. И Флидис, стоя на коленях, не в состоянии шевельнуться и даже дышать, в тот момент познал новую меру величия смертного человека. Он увидел, как Ланселот приказал себе — другого слова не подберешь — поднять черный молот одной рукой.

И молот дрогнул.

Рукоять оторвалась от земли, а затем, выше всякого понимания, и его чудовищная головка. Демон остановился со скрежетом, а Ланселот, широко открыв рот в беззвучном крике предельного напряжения, воспользовался начальной инерцией своего рывка, чтобы повернуться всем телом вокруг своей оси, вытянув вперед руку с натянутыми, застывшими, блестящими мышцами, и молот поднялся еще выше под действием скорости его движения.

Затем Ланселот отпустил его в полет. И этот мощный молот, который выковали в огне, горящем сверху вниз, брошенный со всей страстью несравненной души, врезался в грудь Курдадха, Старейшего, с таким звуком, словно треснула земная кора, и он раздробил демона рощи на мелкие и крупные куски и осколки, покончив с ним навсегда.

Флидис ощущал тишину как смертельный груз, придавивший его к земле. Он никогда не слышал в Пендаране подобной тишины. Ни один листок не шелестел, ни один дух не издавал шепота; силы леса молчали, словно зачарованные, в благоговейном оцепенении. У Флидиса возникло абсурдное чувство, что даже звезды над поляной перестали двигаться и сам Станок молча застыл в неподвижности, а руки Ткача замерли.

Он опустил взгляд на свои собственные дрожащие руки, а потом медленно встал, ощущая это движение как возвращение во время из совершенно другого мира. В тишине он подошел и встал рядом с человеком в центре поляны.

Ланселот с трудом сел, согнув колени и свесив голову между ними. Левая рука бессильно повисла. Траву обрызгала темная кровь, которая все еще текла из полудюжины ран. На его плече виднелся сильный ожог, открытая рана, в том месте, которым он попал в тлеющую яму от удара молотом. Подойдя ближе, Флидис увидел еще один ожог, и ему стало больно дышать.