Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там, где рука человека, прежде такая красивая, сжимала молот Курдадха, кожа на ладони почернела и слезала толстыми полосками сожженной плоти.
— Ох, Ланселот! — пробормотал андаин. У него получилось почти неслышное хриплое карканье.
Человек медленно поднял голову. Его глаза, затуманенные болью, встретились с глазами Флидиса, а потом — невероятно, но слабый намек на улыбку приподнял уголки его губ.
— Талиесин, — шепнул он. — Мне показалось, что я тебя заметил. Мне очень жаль… — Он охнул и опустил взгляд на обожженную плоть ладони. Потом отвел взгляд и продолжил: — Мне очень жаль, что я не смог как следует поздороваться с тобой еще раньше.
Флидис молча покачал головой. Он открыл рот, но слова не шли. Он прочистил горло и попытался еще раз, официальным тоном:
— Многие века говорили, что не было равных тебе рыцарей на земле в твои дни. Тот, с кем ты бился сегодня, не был смертным, и его невозможно было победить. Я никогда не видел ничего подобного и больше не увижу. Что я могу предложить тебе, господин мой Ланселот?
Глаза смертного, казалось, прояснились, глядя на него.
— Твое молчание, Талиесин. Мне необходимо твое молчание о том, что здесь произошло, чтобы все миры не узнали о моем позоре.
— Позоре? — голос Флидиса сорвался. Ланселот поднял голову и посмотрел на высокие звезды над головой.
— Это был поединок, — тихо ответил он. — И я попросил помощи у мальчика. Это будет пятном позора на моем имени на все грядущие времена.
— Во имя Святого Станка! — возмутился Флидис. — Что это за идиотизм? А как насчет деревьев и сил леса, которые помогали Курдадху и теснили тебя внутрь поляны? Как насчет поля боя, где сила демона была большей, чем в любом другом месте? Как насчет темноты, в которой он мог видеть, а ты нет? Как насчет…
— Все равно, — пробормотал Ланселот, и пронзительный голос маленького андаина смолк. — Все равно. Я попросил помощи в поединке.
— Разве это так ужасно? — спросил новый голос.
Флидис обернулся. Дариен вышел вперед от края поляны. Теперь его лицо было спокойным, но Флидис все еще видел тень страдания, исказившего лицо мальчика, когда он закричал.
— Мы оба погибли бы, — продолжал Дариен. — Почему это так ужасно — попросить о такой малости?
Ланселот повернулся и посмотрел на него. Несколько мгновений было тихо, потом он ответил:
— За исключением одного — любви, за которую я буду вечно искупать вину, я служил Свету всеми своими поступками. И в этом служении победа, завоеванная с помощью орудия Тьмы, не считается победой.
Дариен отступил на шаг назад.
— Ты имеешь в виду меня? — спросил он. — Это я — орудие…
— Нет, — тихо ответил Ланселот. Флидис почувствовал, как к нему возвращается холод страха, когда он посмотрел на мальчика. — Нет, я имею в виду то, что я сделал.
— Ты спас мне жизнь, — сказал Дариен. Это прозвучало как обвинение. И он больше не приближался.
— А ты — мне. — Голос звучал так же тихо.
— Почему? — вдруг крикнул Дариен. — Почему ты это сделал?
Человек на мгновение прикрыл глаза, затем снова открыл.
— Потому что твоя мать попросила меня, — просто ответил он.
И при этих словах Флидис снова услышал шелест листьев. Сердце у него сжалось от грусти.
Дариен стоял, словно готовился бежать, но он еще не двигался.
— Она знала, что я собираюсь идти к отцу, — сказал он, уже не так громко. — Она тебе сказала? Ты знаешь, что спас меня, чтобы я это сделал?
Ланселот покачал головой. Он произнес громче, хотя это явно потребовало от него усилия:
— Я спас тебе жизнь, чтобы ты шел своей дорогой.
Дариен рассмеялся. Этот смех вонзился во Флидиса, словно кинжал.
— А если она ведет на север? — холодно спросил мальчик голосом, внезапно ставшим взрослым. — На север, во Тьму? К Ракоту Могриму?
Глаза Ланселота остались спокойными, а голос звучал совершенно хладнокровно.
— Значит, она ведет туда по твоему выбору, Дариен. Только так мы не становимся рабами: если можем выбирать, куда нам идти. Без этого все превращается в насмешку.
Воцарилось молчание, прерванное, к ужасу Флидиса, новым смехом Дариена, одиноким, горьким, растерянным.
— Но это так и есть, — сказал мальчик. — Это все и есть насмешка. Свет погас, когда я надел его. Разве ты не знаешь? И, кстати, почему, почему я должен идти пешком?
На секунду повисло молчание.
— Нет! — воскликнул Флидис, протягивая руку к мальчику.
Слишком поздно. Возможно, с самого начала уже было слишком поздно, с рождения, с зачатия среди Тьмы Стракадха, с тех времен, когда впервые были сотканы миры, с тоской в сердце подумал Флидис.
Глаза Дариена сверкнули яростным красным огнем. Силы Пендарана взревели, в роще замелькали размытые тени, и внезапно Дариен исчез.
Вместо него сверкающий белым оперением в темноте филин быстро метнулся вниз, в траву, схватил клювом упавший кинжал, взмыл в воздух, повернул на север и пропал из виду.
На север. Флидис смотрел на круг ночного неба в обрамлении высоких деревьев и всеми силами души пытался приказать филину вернуться обратно. Пытался увидеть возвращающегося белого филина, летящего назад и приземляющегося рядом с ними, который снова превращается в ребенка, прекрасного ребенка с мягкими голубыми глазами, выбравшего Свет и выбранного Светом, чтобы стать сверкающим клинком в надвигающейся тьме.
Он проглотил слюну. Отвел взгляд от пустого неба. Снова повернулся к Ланселоту. Тот уже поднялся на ноги, обожженный, истекающий кровью, и стоял, покачиваясь от усталости.
— Что ты делаешь? — воскликнул Флидис.
Ланселот взглянул на него сверху.
— Я иду следом, — спокойно ответил он, словно это была самая очевидная вещь. — Ты поможешь мне с мечом? — Он протянул вперед свою обожженную ладонь; левая рука бессильно висела вдоль туловища.
— Ты сошел с ума? — выпалил андаин. Ланселот издал звук, которому удалось сойти за смех.
— Я был сумасшедшим, — признал он. — Очень давно. Но не теперь, малыш. А что, по-твоему, я должен делать? Лежать здесь и зализывать раны?
Флидис приплясывал на месте в совершенном отчаянии.
— Какую роль ты можешь сыграть, если погубишь себя?
— Я понимаю, пока что от меня толку мало, — мрачно сказал Ланселот, — но не думаю, что эти раны…
— Ты собираешься идти следом? — перебил его андаин, до которого внезапно дошел смысл слов Ланселота. — Ланеслот, он превратился в филина, он летит! К тому времени, как ты только выберешься из Пендарана, он будет уже…
Он смолк на середине фразы.