— Но я целовался с тобой. На рейве, помнишь?

— Да, но… Это был импульс. И поцелуй инициировала я.

— А это имеет значение? — интересуется мрачно.

— Наверное, нет… Хотя… Черт, не знаю.

Я теряюсь. Весь этот разговор… Он слишком сложный, слишком запутанный. К чему Артём ведет? Что хочет от меня услышать? Я правда не понимаю.

— Люди такие лицемеры, не находишь? — он устало опускается на мою кровать. — Когда обижаем мы, то всегда находим оправдание своим поступкам. Когда обижают нас, мы во все горло вопим, что оправдать такое невозможно.

— О чем ты, Тём? — присаживаюсь рядом с ним.

— В тот вечер, на выпускном, я ведь вроде как расстался с Дианой, — огорошивает Соколов.

— Ч-что? — заикаюсь.

— Наговорил ей кучу всяких гадостей, мол, не люблю, хочу с другой быть…

Сердце останавливается. Натурально перестает биться. Я зависаю над невидимой пропастью в секунде от того, чтобы рухнуть с невообразимой высоты и разбиться в щепки.

— О ком… О ком ты говорил? — дрожа всем телом, спрашиваю я.

— Блин, Вась, ну о тебе, конечно, — выдает как само собой разумеющееся. — Между нами много недомолвок, но… Ты ведь неглупая девочка, верно? И не хуже моего все понимаешь.

В его голосе нет никакой бравады, никакого показного безразличия. Только смертельная усталость. Будто Соколову надоели, опостылели эти игры. Будто он больше не хочет притворяться.

— Но… Ведь потом, на проводах, вы с Орловой были вместе? — говорю первое, что приходит в голову.

— Ты тогда связалась с Лапиным, Диана беспрестанно признавалась мне в любви, ну а я, — невесело усмехается, — просто не привык быть один.

Правда, подобно камнепаду, обваливается на голову. Оглушает, лишает самообладания, вытаскивает слезы из глаз. Мне хочется кричать, рвать на себе волосы, биться головой об стену… Делать что угодно, лишь бы вытолкнуть из себя эту жгучую боль упущенных возможностей.

Но вместо этого я сижу. Ровно, почти недвижно. Смотрю на Соколова влажными глазами и чувствую, как медленно, сантиметр за сантиметром погибает мое сердце.

— Почему ты ничего не сказал сразу? — вопрошаю горестно. — Почему не остановил?

— Мне нужно было время, Вась. Всего лишь немного времени, — он отводит взгляд в сторону и тяжело вздыхает. — Но ты приняла решение слишком быстро.

— Я понятия, не имела, что нужна тебе. Мне казалось, ты вообще ничего ко мне чувствуешь.

— Мы ведь друзья, Солнцева. Такие связи не перечеркиваются на раз-два, — он смотрит на меня с нескрываемой тоской. — Да и с Дианкой у нас все было довольно серьезно. Говоря по правде, меня тогда жестко на куски рвало. Я реально чувствовал себя запутавшимся. А потом еще ты со своей песней на выпускном… — изможденно потирает переносицу. — Короче, я решил рискнуть, но проиграл. Видимо, слишком долго думал.

— Ты любил ее? — впервые отваживаюсь задать Соколову такой прямой вопрос о его отношениях.

Он задумывается. Щурится и медленно проводит кончиком языка по нижней губе.

— Да. Наверное, да, — отзывается наконец. — По крайне мере, в какой-то момент происходящее между нами казалось очень настоящим.

— А потом что случилось? — затаив дыхание.

— А потом случилась ты, — Соколов иронично приподнимает уголки губ. — И твои ко мне чувства.

— Все было так очевидно? — понимаю, что снова краснею.

— Нет, отнюдь, — мотает головой. — Я начал догадываться о них только летом, после окончания одиннадцатого.

— Когда я тебя поцеловала? — прячу пунцовое лицо в ладони.

— Ага. Примерно тогда.

В комнате снова воцаряется тишина. Как ни странно, очень громкая. Я не могу отделаться от ощущения, что слышу мысли, шныряющие в голове Соколова. А он в свою очередь — слышит мои.

Клубок недосказанности, которая копилась годами, наконец распутался, и теперь нам обоим страшно. Это словно вдруг оказаться без одежды перед скоплением незнакомых людей. Неуютно, зябко и чертовски тревожно.

Мы вскрыли карты, выложили их на стол, но что это меняет? Ведь прошлое безвозвратно утекло, настоящее полно неопределенности, а будущее и вовсе скрыто за пеленой непроницаемого тумана.

— Но, тем не менее, ты не сделал еще одного шага мне навстречу, — отнимаю руки от лица и снова гляжу на Соколова. — Я совершила ошибку, и ты списал меня со счетов. Снова вернулся к ней, не так ли?

Мне больно произносить эти слова. Они словно обрастают шипами и вылезают наружу, царапая горло. Но я раз уж мы созрели для откровений, то я просто обязана высказать все, что томит мою душу.

— М-да, — как бы нехотя признает Артём. — Я пошел туда, где, как мне казалось, будет проще.

— Но «проще» не получилось, — стараюсь сказать это без упрека. Просто констатировать факт.

— Увы, — Соколов кривится в гримасе сожаления. — Путь наименьшего сопротивления привел меня к разбитому сердцу. Как бы пафосно это ни звучало.

К тому же итогу меня привел и тернистый путь смелых признаний, который в свое время избрала я. Видимо, нам с Соколовым просто не суждено идти по одной тропинке.

Пока я размышляю над превратностями судьбы, что-то горячее касается согнутого колена. Вскидываю глаза и тот же замечаю руку Соколова, которая неспешно поглаживает мою обтянутую капроном кожу. Перемещаюсь чуть выше, к лицу парня, и тут уже натыкаюсь на полный болезненной решимости взгляд.

Артём смотрит на меня как-то иначе. Не так, как обычно. Более хищно, жадно, требовательно. Если честно, его взор напоминает мне об игре в бутылочку. О том самом моменте, когда мы впервые поцеловались. Тогда Артёмом руководил азарт и стремление доказать присутствующим, что ему не слабо. А что движет им сегодня?

Молча исследую потемневшую радужку некогда синих глаза, а друг тем временем придвигается поближе. Проводит ладонью вверх по моей ноге и останавливается у кромки платья. Дальше не двигается. Будто ждет какого-то сигнала.

Огонек, до сего момента мерно тлеющий в груди, вдруг превращается в ураганное пламя. С устрашающей скоростью оно растекается по телу, всасывается в кровь и напитывает меня дикой, абсолютно неконтролируемой энергией.

Рядом с Артёмом у меня не просто эмоциональные качели, а самый настоящий эмоциональный батут. Сама себя поймать не могу. Еще прыжок — и меня просто-напросто вынесет с орбиты.

Сглатываю. Ладони становятся влажными. Зрительный контакт держит меня на невидимом поводке.

— Что ты делаешь? — спрашиваю хрипло.

Вообще-то я хотела возмутиться, но эмоция выходит донельзя вялой.

— Скажи, чтобы перестал, — отвечает Соколов без тени улыбки и вновь запускает движение руки вверх.

От него пахнет алкоголем, сигаретным дымом и осенью. Вкусно, головокружительно терпко. Глубоко вдыхаю, чтобы легкие до предела наполнились ароматом Соколова. Долбаная токсикомания.

Пока я зависаю где-то между реальностью и собственными фантазиями, Артём переходит в наступление. Смазано и дразняще