— Вот видите, все просто.

— Но меня это не совсем радует. Вы, конечно, назвали мою фамилию и…

— Совсем нет! Не успел я рта открыть: со мной-де летчик, севший на вынужденную, как он сам сказал: «Знаю — это сын Фрунзе». — Уже сидя в машине и махнув пухлой рукой с короткими пальцами: «Трогай», военинженер — на этот раз он не собирался дремать — продолжал расхваливать своего командующего: — Это ж, имейте в виду, Куцевалов! Бывает суров. А как же на войне? Иначе невозможно. Он всегда в курсе — непрерывная информация, везде успевает. Между прочим, его КП в Крестцах, так что ваше начальство сегодня же получит указание.

Проезжая по трактовой, с частыми выбоинами, улице, Тимур обреченно слушал выспавшегося соседа, рассматривал мелькавшие домики старинного русского города и редких прохожих. На одной из выбоин «зис» забуксовал, и водитель сочно выругался:

— …лысая резина! Сколько раз просил заменить, а теперь чикайся! — и полез из кабины.

— Результат бомбежки… и скверно засыпали, — сокрушенно вздохнул военинженер, имея в виду выбоину, и не сдвинулся с места.

Тимур же вышел и вместе с водителем начал подтаскивать под задние колеса охапки смятых, изувеченных хвойных лап, валявшихся здесь же, рядом с выбоиной. Надрывно взвывая, отплевываясь комьями снега с зелеными иглами сосны, машина тщилась вырваться из плена.

Тут-то и произошла удивительная встреча.

По тротуару шел военный, на шинельных артиллерийских петлицах — шпала.

«Ну конечно же это он — Цыганов! Не зря ведь кто-то сказал: мир тесен…» И окликнул:

— Константин Иванович!

Военный остановился, на мгновение вопросительно изломал широкие брови, и тут же его неунывающая ямочка на подбородке, точно такая же, как у начштаба эскадрильи Захаренкова, просияла:

— Кого вижу?! Тимур!

Шагнули друг к другу, обнялись.

— Какой же ты стал, Тимур, великолепный! Летчик!

— Летчик-истребитель.

— Значит, мечта сбылась?

— Мечта, Константин Иванович, не сбывается, если она не делается. Я все время делал свою мечту.

— Вижу. Ты ее хорошо сделал, — сказал Цыганов, продолжая прямо-таки любоваться Тимуром. — И где ты, в Валдае?

— Служил под Москвой, теперь в Крестцах буду.

— Знаю такую горячую точку на нашей земле. Ну а вообще как ты?

Тимур согнал улыбку с лица, задумался, повторив:

— Вообще… Вообще, Константин Иванович, трудновато только стало в одном: люди ко мне как-то не совсем естественно в последнее время относятся. Узнáют, чей я сын, — и все. Отношение меняется. Я бы даже так сказал: оберегают, что ли. Мешает мне все это. И нехорошо.

— Ничего нехорошего в том я не вижу. Пойми, Тимур, такое отношение к тебе наших людей естественно. Хочешь ты того или нет, а каждый, глядя на тебя, невольно воскрешает в своей памяти образ твоего отца. Для них ты не просто Тимур, а Тимур — сын Фрунзе. Потому и тех, кто тебя оберегает, как ты говоришь, тоже можно понять. Вполне естественно. Такова душа нашего народа.

— Эгей, лейтенант! — донеслось издали. — Закругляйся!

Кричал шофер. «Зис» уже урчал поодаль, прижавшись к тротуару.

— Надо спешить мне, Константин Иванович. Ждут.

— Очень рад, что тебя увидел вот таким — большим, сильным! — Цыганов двумя руками сжал широкую кисть Тимура. — Будь здоров, и подвигов тебе, мой комсомолец!

— Благодарю, Константин Иванович… — И все еще не отнимая руки, спросил вдруг: — А вы из наших «спецов» никого не встречали?

— Как же! Совсем недавно Гербина встретил. Он тоже здесь, на Северо-Западном. Командует огневым взводом!

— Да?! Левка на Северо-Западном?

— И совсем близко от Крестец. Между прочим, тебя вспоминали, — сказал Цыганов и согнал с лица улыбку. — Обмолвился он тогда одной печальной вестью.

— Что такое? — насторожился Тимур.

— Двое из спецшколы погибли. Одного с вами выпуска.

— Кто?! — вскрикнул Тимур.

— Малинин и Раскатов. — Тимур побледнел, а Цыганов еще крепче стиснул ему руку и жестким голосом заключил: — Война, Тимур, жестокая штука. И беспощадная. Будем помнить, Тимур, об этом и мстить врагу за все. За все!

— Только так, Константин Иванович.

А со стороны опять нетерпеливый голос:

— Лейтенант!

Тимур махнул рукой и быстро пошел.

Встреча с бывшим комсоргом спецшколы и недобрая весть взволновали. Уже отъехав, Тимур упрекнул себя: «Нехорошо как-то получилось — даже не спросил, кем же он, Константин Иванович, тут, в Валдае. Или заездом, как я?.. А «спецы»-то наши, старшина и милый молчун, погибли…» И всю дорогу до Выползово он вспоминал о школьных товарищах. Особенно ясно в памяти проявился тот последний день, когда они расставались после вручения им аттестатов. Молчаливый Раскатов сказал тогда: «Вот и все», а Малинин возразил: «Нет, не все!» И по старшинской привычке скомандовал: «Артиллеристы, ко мне, остальные — на месте!» На месте остались Олег Баранцевич и он, Тимур. И это к ним двоим обратился Малинин с взволнованным напутствием: «Артиллерия любит вас, но и вы любите ее. Грянет бой — чтоб ни одной черной птички не пропустили!» И вырвалось невольно, как стон:

— Пропустили-таки!

— Кого? — осоловело уставился на него военинженер: он было опять задремал, но возглас Тимура потревожил его.

— Скорее бы в часть и — в бой! — ожесточенно вымолвил Тимур.

Военинженер понимающе кивнул и прикрыл веки.

Вернулись на аэродром поздно вечером. Мороз прояснил небо, и звездная россыпь яростно изливала холодный кристаллический свет.

Тимур прошел к своему истребителю.

— Стой! — раздался внезапный окрик. — Кто идет?

— Летчик с «яка», — глухо откликнулся Тимур.

— А… товарищ лейтенант! Приехали? — Он узнал голос механика Петрухи. Тот вышел из темноты в тулупе до пят, с винтовкой в обнимку. Пояснил: — Патрулирую. А как… с мотором, выгорело?

Тимура еще угнетала весть о гибели Малинина и Раскатова. Говорить не хотелось. Прошел было дальше, но все же запоздало ответил:

— Насчет мотора спрашиваешь? Понимаешь, сболтнул-таки про ВК-105. И знаешь кому? Куцевалову. Оказывается, эти моторы — НЗ. Нехорошо получилось.

— Наоборот, полный порядок! Раз Куцевалову сказали — дело верное. Ну, я пополз пугать потемки.

Неуклюжая, как копенка соломы, фигура его и в самом деле не пошла, а поползла, скрываясь в темноте.

«Як» был заботливо укутан ватными чехлами. «Побеспокоились… Спасибо Петровичу и Петрухе — наверняка они. А может, и прав Цыганов — все вполне естественно. Как он сказал?.. Такова душа нашего народа…»

Тимур вдохнул полной грудью липнувший в носу морозный воздух, запрокинул голову и задержал взгляд на созвездии Волосы Вероники. Заветные две звездочки, окруженные слабой метелью северного полюса Галактики, сегодня блистали довольно ярко. Было такое впечатление, что они, помаргивая, пристально вглядываются и отыскивают на земле кого-то.

«Я тут, Вера! — чуть не крикнул Тимур. А потом начал спокойно думать, обращаясь к ней: —