мне на шею жемчужное ожерелье и застегнула его сзади. На ощупь оно напоминает петлю для приговоренного.

Она толкает меня между лопаток. "Встань прямо, ты же не хочешь выглядеть горбуньей на свадебных фотографиях?"

"Он действительно не знает? Или ему просто все равно?" спрашиваю я, мой желудок подрагивает.

"О чем?"

"О том, что я убила…" Она закрывает мне рот рукой.

"Мужчины простят почти все во имя власти. И тебе стоит помнить, насколько они влиятельны. Когда речь идет о сыне губернатора, ты ничего не знаешь. Ты поняла меня, Эуфемия?" Ее глаза, похожие на мои, умоляют меня через зеркало встать в строй.

"Кого? Моего первого суженого или моего второго мужа?" Моя голова дергается в сторону, щека горит от ее пощечины.

Она поджимает губы. "Если хочешь выжить в этом мире, будь милой, улыбайся, а когда придет время, раздвинь ноги". Почему она решила сказать мне это, я не знаю. Я уже была здесь, лицом вниз, задницей вверх, когда Финн сделал меня своей женой. Какой бы выгодной ни была та ночь, она кажется благословением по сравнению с тем, что мне предстоит пережить.

Она похлопывает меня по плечам и распушивает вуаль, в ее голосе звучат тошнотворно-сладкие нотки. "Ты прекрасно выглядишь, дорогая".

Я с трудом пытаюсь найти свою маску. Ту кроткую податливость, которую я носила так часто, что она стала второй кожей, теперь трудно вызвать. Финн видел меня. Слышал меня. Возможно, даже любил меня без этого. И теперь, пытаясь вернуть ее на место, мое истинное "я" словно разрезает себя пополам. Раньше моя маска была комфортом, безопасностью. Теперь это просто предательство.

"Подождите минутку. Но не слишком долго, все уже готовы внизу". Мама сжимает мое плечо и выходит из комнаты.

Я стараюсь не думать о сообщении, которое я оставила Финну на своем телефоне в сотый раз за последние четыре дня. Он наверняка уже нашел его. А это значит, что если он и нашел его, то этого было недостаточно, чтобы исправить то, что я сделала. Или он не смог связаться с Les Arnaqueuses, или — нет, что сделано, то сделано.

Внизу стоит церковь, полная людей. Кто они? Разве это важно? Свадьба состоится, и несущественные детали этого не изменят.

Я была выжившей задолго до того, как стала женщиной. Я и сейчас ею остаюсь. Борьба изменилась, но я так же сильна.

Я долго смотрелась в зеркало, а затем спустилась в фойе церкви, где меня ждал отец. Его черные волосы были зачесаны назад, а глаза темные, как уголь. Он протянул мне локоть. "Ты прекрасно выглядишь, принцесса". Он называет меня принцессой, и в моей голове возникают болезненные образы ленивого утра, мягкого солнечного света и тепла тела Финна, обхватывающего мое.

Я обнимаю его за плечи, но не притворяюсь, что улыбаюсь. Я выполню свой долг, но не стану притворяться, что моя тюрьма — это замок.

Когда мы проходим через двойные двери в храм, начинает звучать органная музыка. Это песня, которая должна заставить ваше сердце расцветать от романтики и радости, а вместо этого мне кажется, что я возглавляю собственную похоронную процессию.

Когда я вижу Уильяма в конце прохода, мои легкие отказывают. Такое ощущение, что мою голову держат под водой. Мой пульс учащается от сходства между ним и Хадсоном до головокружения. Мое тело кричит, чтобы я отступила, горло сжимается, как будто жестокие руки Хадсона все еще сжимают его. Отец сжимает мою руку в своей, пытаясь удержать мои шатающиеся ноги, пытаясь затащить меня в брак, которого я не хочу.

Люди на скамьях — безликие размытые пятна. Я даже не узнаю священника. Ощущение такое, будто попадаешь на съемочную площадку, холодную, безличную, похожую на фарс. Единственные реальные вещи — это букеты белых роз в конце каждого ряда, но даже они ощущаются как часть обмана.

Отец передает меня Уильяму, его руки такие же потные, как и мои. Его голубые глаза смотрят на меня с покорным холодом. Они могли бы быть красивыми, если бы мне не пришлось бороться за свою жизнь, глядя на такую же пару. Когда священник начинает церемонию, у меня в горле появляется кислый привкус, а его слова — лишь сухой гул.

Когда пришло время обмениваться кольцами, носителя колец не было. Он достает их из кармана пальто, и моя рука немеет, когда он берет мою в свою. Холодная горечь скользит по моим плечам и спине. Священник начинает бормотать самые банальные, упрощенные клятвы, а Уильям повторяет его слова предложение за предложением. В этом нет ничего личного. Зачем беспокоиться, если все обещания, скрепляющие этот брак, записаны в контракте жаждущими власти бессердечными людьми. А не те двое, что стоят у алтаря.

Удивительно, но моя рука не дрожит, а вот его — дрожит, когда он поднимает мою и надевает кольцо на кончик пальца. Может быть, моя рука не дрожит, потому что в этот короткий момент я не в этой церкви, а в лимузине с Финном, и он говорит мне, как гордится мной.

Уильям начинает надевать кольцо на мой палец, и тут кто-то вскрикивает. Сначала я подумала, не я ли это, не сорвалась ли я наконец, но потом за мной последовали другие, и поднялась суматоха.

Священника оттаскивают назад, к его горлу прижимается острое серебряное лезвие, а над его плечом появляется дикое, ухмыляющееся лицо Кэша Фокса. "Никому не двигаться, иначе отец получит VIP-встречу с тем богом, которого он так любит". Он смотрит на меня с лукавой улыбкой и быстро подмигивает. "Добрый день, миссис Фокс".

Двойные двери в задней части храма распахиваются. "Мы уже дошли до части "говори сейчас или навсегда сохрани свой покой"? Потому что я заявляю протест на том основании, что Эуфемия Фокс уже замужем. За мной".

1. i feel everything — Amelia Moore |

2. Next — Shaker |

Глава 23

Беги

Финн

Последние четыре дня были самыми длинными в моей жизни. 1 Моим легким пришлось заново учиться дышать в их отсутствие. Моя кровь должна была привыкнуть к постоянному кипению. И никогда еще моя ярость, моя жажда крови не ждала своего удовлетворения так долго. Два дня ушло на то, чтобы окончательно утвердить наши планы, а потом два дня я ничего не делал, только кипел, кипел и мечтал о том, как бы я хотел помучить всех, кто причастен к тому, чтобы эта свадьба состоялась.

Узнать, что она выходит замуж, было все равно что