большинство участников дискуссии посчитали, что из сферы товарных отношений при социализме следует исключить все средства производства и рабочую силу, а также заявили, что «основным экономическим законом социализма» является «планомерность социалистической экономики». Более того, сам академик С. Г. Струмилин, который еще до войны взамен стоимости разрабатывал так называемые «треды» (т.е. трудовые единицы), указал на то, что даже «при коммунизме функция стоимости как регулятора производства сохранится».

Что касалось проблем «товарности советского хозяйства» и «закона стоимости при социализме», то по ним тоже было высказано несколько полярных мнений. Так, ряд экономистов (А. Н. Сидоров) выводили необходимость существования этих категорий из общественного разделения труда и двух форм социалистической собственности на средства производства — государственной и колхозно-кооперативной. Их оппоненты, в том числе тот же С. Г. Струмилин и заместитель министра финансов СССР профессор И. Д. Злобин, рассматривали закон стоимости как «вечный» закон, регулирующий все пропорции в распределении труда между различными хозяйственными отраслями во всех общественных формациях. Правда, при этом они заявляли, что данный закон при социализме регулирует еще и меновые пропорции, однако эта специфическая функция исчезнет при коммунизме. Наконец, третья группа экономистов (Д. И. Черномордик) полагали, что в социалистическом хозяйстве отсутствует закон стоимости, поскольку распределение общественного труда между всеми производственными отраслями реализуется через единый народнохозяйственный план, и существует «категория стоимости», которая учитывается в планах при определении затрат общественного труда на каждый вид товарной продукции. При этом многие экономисты утверждали, что «товар» и «стоимость» представляют собой исторические категории, доставшиеся в наследство от капитализма, которые в условиях социализма подверглись коренному преобразованию на основе планового хозяйства и господства социалистической собственности на средства производства. В силу этих объективных обстоятельств отныне все экономические связи и внутри, и между государственными и колхознокооперативными предприятиями реализуются через обычный товарообмен на основе преобразованного закона стоимости, и по тем же причинам социалистический принцип распределения по труду реализуется посредством купли-продажи товаров.

Что касается принципов ценообразования, то здесь прозвучали две точки зрения. Так, академик С. Г. Струмилин предложил определять стоимость товаров путем сложения их себестоимости и стоимости прибавочного продукта, исчисленной по хорошо известной марксовой формуле, то есть путем определения стоимости прибавочного продукта пропорционально заработной плате. При этом, как он полагал, исчисленная таким способом стоимость товаров должна служить основой всех «плановых цен» во всем народном хозяйстве страны. Однако с резкой критикой такой позиции маститого коллеги выступили целый ряд не менее крупных экономистов, в частности академик В. С. Немчинов и профессор А. И. Ноткин, которые указали на тот факт, что построение цен на основе подобного метода приведет к тому, что самые передовые отрасли или отрасли с высокой стоимостью сырья и низким удельным весом зарплаты будут получать в цене своей продукции совершенно незначительную долю прибавочного продукта и окажутся в тяжелом финансовом положении. Более того, им потребуются постоянные крупные ассигнования из госбюджета для обеспечения расширенного воспроизводства, а менее передовые отрасли с низким уровнем механизации окажутся самыми рентабельными во всем народнохозяйственном комплексе страны. Кроме того, эти же ученые отметили и то обстоятельство, что цены вообще не могут и не должны совпадать со стоимостью самого товара, так как это привело бы к децентрализации прибавочного продукта и лишило бы советское государство важнейшего рычага экономической политики.

Во время дискуссии были высказаны и две точки зрения по поводу того, выполняют ли «советские деньги функцию меры стоимости через свою связь с золотом». Многие экономисты (Л. М. Батовский, Ф. И. Михалевский, А. Д. Гусаков, З. В. Атлас, И. Д. Злобин) в целом поддержали эту формулу своих коллег, отраженную в обсуждаемом учебнике, заявив, что советское государство, используя закон стоимости, исходит из того исторически сложившегося факта, что в роли всеобщего эквивалента меры стоимости выступает именно золото. При этом, по их мнению, устойчивость советской валюты обеспечивается не столько золотом, сколько огромным количеством товарной массы, находящейся в руках государства и поступающей в наличный оборот по твердым государственным ценам. Именно такое обеспечение советской валюты, так же как и вся система социалистического планирования, дает возможность устанавливать любые количественные отношения товаров к золоту в интересах развития всей советской экономики. Однако их визави (Я. А. Кронрод, В. В. Иконников, В. М. Батырев) уверяли, что поскольку при социализме нет противоречия между частным и общественным характером труда, то золото уже не может выступать как мера стоимости в виде денег, поэтому изменение плановых цен совершенно свободно от изменений стоимости золота. Отныне такой мерой стоимости для любого «советского товара» служит стоимость совокупного товарного продукта, выраженная как исторически сложившаяся и планомерно изменяемая советским государством сумма цен. Именно эта стоимость совокупного товарного продукта и выполняет в советской экономике роль всеобщего эквивалента в виде денег. Советское социалистическое государство в плановом порядке устанавливает свою денежную единицу — рубль — в виде банковских и казначейских билетов, которые и выступают в качестве основного средства обращения, средства платежа и средства сбережения, а связь между рублем и золотом устанавливается лишь для внешних экономических связей.

Наконец, что касается проблемы неизбежности новых межимпериалистических войн, то здесь в центре внимания оказалась позиция академика Е. С. Варги, который на секции «Капиталистический способ производства» заявил, что ленинский тезис о неизбежности таких войн уже устарел и что такие войны возможны лишь «абстрактно-теоретически, а конкретно-практически они невероятны». Он объяснял это следующим образом: а) во-первых, противоречия между лагерем социализма и лагерем капитализма в настоящее время гораздо сильнее, нежели внутриимпериалистические противоречия; б) во-вторых, в империалистическом лагере США имеют подавляющее превосходство над всеми остальными буржуазными державами, и они не нуждаются в войне, чтобы подчинить их себе; в) в-третьих, США достаточно сильны, чтобы реально помешать любой войне в лагере «европейских империалистов»; в) наконец, в-четвертых, опыт двух мировых войн доказал лидерам буржуазных государств, что любая война внутри буржуазного лагеря «имеет очень плохие последствия для самих империалистов». Эту позицию старшего коллеги поддержал и профессор М. И. Рубинштейн, заявивший, что ленинский тезис «о неизбежности войн при империализме» устарел еще и потому, что в настоящее время значительно выросли «мощные силы сторонников мира и подлинно народной демократии». Однако большинство участников дискуссии, совершенно верно указав, что этот ленинский тезис характеризует политико-экономическую суть самого империализма, который не может жить без войн и грабежей, заявили, что этот тезис не может устареть до тех пор, пока существует империализм. При этом возможность предотвращения любой войны в настоящее время определяется не тем, что изменилась природа империализма, а тем, что бурно растет и крепнет лагерь мира, демократии и социализма. Таким образом, отрицание