Роберт подал знак, и Пейн принёс ему рубашку и дублет. Одеваясь, он продолжал:

— Далеко на севере живут дикие племена — великаны, Рогоногие, людоеды, Тенны… Они веками воевали друг с другом. Но нашёлся человек, который смог заставить их забыть о вражде. На это ушёл не один год, но он смог их объединить. У них появился общий враг, и они поняли, что поодиночке не выстоят. У дикарей хватило ума понять, что для них выгоднее!

— А нам нечего понимать, у нас с горцами нет общих врагов! Они — единственные наши враги! — раздражённо воскликнул правитель Трёх Сестёр. Его слова тут же одобрили выкриками и согласным гудением, хотя поддержка уже не была такой единодушной, как в начале заседания. — У нас не может быть с ними одинаковых интересов!

— Вы уверены, лорд Сандерленд?

— Не могу говорить за других, но скажу за себя — у меня не может быть с этими выродками ничего общего! Они убили одного моего сына, а другого покалечили. Я знаю, лорд Роберт, что это вы спасли Рейлона, не выдали им его…

— А он спас меня. Ведь это он сказал, где меня искать. Так что мы квиты.

— Но только он остался без руки!

— Вы меня обвиняете в этом?!

— Нет, лорд Роберт. Я говорю лишь, что мне с горцами не по пути!

— Знаете, что сломило упрямство вождя Обгорелых? Какой довод стал решающим и убедил его согласиться на наш с Грай брак? — Роберт, уже полностью одетый, вернулся к столу, небрежными щелчками расправляя кружева манжет. — Возможность, что его внук может стать Королём Гор и Долины.

— Несбыточная мечта! — фыркнул кто-то в толпе.

— Может, и так, — согласился Роберт. — Но разве это недостойная мечта? И такая уж она несбыточная? Что мешает нам стать независимым королевством?! У нас есть для этого всё — богатые рудники, скот и жирная земля, хорошо вооружённая армия, море с трёх сторон и леса для строительства собственных кораблей. Нам нужно только навести порядок в своём доме и обеспечить мир. А потом мы вместе с горцами сделаем Долину процветающей! И теперь весь вопрос в том, хотите ли вы сами этого?! Вы, лорд Тристон, хотите или нет? А вы, сир Лин? — Роберт вновь не стоял на месте, подходил к вопрошаемому и смотрел ему в глаза: — Лорд Джон Ройс? Лорд Нестор Ройс? Сир Темплтон? Сир Хардинг? Лорд Графтон? Лорд Редфорт? Сир Уэйнвуд? Леди Уэйнвуд? Сир Ваксли? Леди Аррен? Неужели вы никогда не мечтали о сильной, богатой и независимой Долине?!

Он остановился в центре и в упор посмотрел на Илиса Уэйнвуда.

— Вы рассказывали мне о выгоде брака и моих обязанностях перед Долиной, сир. А я говорил вам, что не могу поступиться своей честью. Так вот, союз с дочерью вождя самого сильного клана Лунных гор удовлетворит и ваши требования, и моё желание: этот брак непременно принесёт Долине пользу, и мне не придётся нарушать своё слово, данное Обгорелым. Этот брак — единственный из всех мыслимых — не поставит меня перед выбором между долгом и честью. Согласны ли вы дать мне возможность исполнить свой долг, и сделать это с честью?

Члены Совета в замешательстве переглядывались, но никто не спешил отвечать на столь коварно сформулированный вопрос. Остальные тоже озадаченно чесали в затылке, и лишь мейстер Леран не скрывал своей ироничной и одобрительной улыбки. Затянувшееся безмолвие нарушила Лиза Аррен.

— Ты любишь её, сын?

Она спросила это просто — без вызова, без подвоха и обиды, и даже без удивления. Задала вопрос спокойно, ласково, словно они с Робертом беседовали где-нибудь приватно в совершенном одиночестве. Может быть, поэтому и он ответил так же просто:

— Да.

— Тогда нечего больше и обсуждать! — решительно заявила Лиза и поднялась. — Никто не может запретить лорду Долины поступать так, как он решил!

Кто-нибудь обязательно бы это сказал. Талли ставил на Темплтона. Роберт же предполагал, что это будет Джон Ройс, и оказался прав — Бронзовый Джон, один из самых уважаемых жителей Долины, сам того не ведая объявил о начале финальной части поединка.

— Боюсь, что такие всё же найдутся, миледи, — сказал он.

В душе Лизы царили спокойствие и безмятежность — пелена спала с её глаз, под ногами вновь ощущалась твёрдая земля. Теперь она знала, как ей жить дальше.

Получив долгожданную весточку от своего посланника, леди-протектор словно лишилась рассудка. Много месяцев она с ледяным спокойствием принимала разумные решения, приводила в спорах здравые доводы, прислушиваясь при этом к чужому мнению и советам. Лорды и рыцари Долины с почтением относились к безутешному горю матери, отдавая должное стойкости её духа. Но когда до приезда Роберта остались считанные дни, всё сдерживаемое напряжение вдруг прорвалось наружу, вся усталость, страх, отчаяние навалились на Лизу, придавили, словно замшелые валуны с Лунных гор, не позволив ей трезво осмыслить неожиданное известие.

«Миледи, — писал Талли, — лорд Роберт в Стылых Водах. Вместе со своей невестой, дочерью вождя Обгорелых. Милорд в добром здравии, и с нетерпением ожидает встречи с вами». Деликатность формулировки, отсутствие хоть каких-то пояснений — как дочь горца вдруг оказалась невестой лорда Долины — породили массу самых невероятных домыслов и повергли Лизу в ярость, заставив буквально визжать от ненависти.

Сейчас, когда сын уже был под защитой своих воинов, она могла дать волю так долго сдерживаемым чувствам и желаниям. И дала — потребовала от Темплтона заверений, что Обгорелая не поднимется на борт и не попадёт в Чаячий город, что Рыцарь Девяти Звёзд самолично снесёт той голову, освободив бедного мальчика от позорной обузы. Насилу Совету удалось убедить Лизу дождаться корабля, сначала укрыть Роберта за толстыми стенами, заперев наглухо городские ворота и двери замка, и только потом решать, как поступить с незваной гостьей.

Никто не верил, что Роберт по своей воле мог согласиться на этот брак, и, оберегая материнские чувства, не обсуждал вслух, каким образом Обгорелым удалось принудить его пойти на сделку. Но и без пустопорожних пересудов жуткие картины пыток и насилия над сыном не давали Лизе спать по ночам, преследуя её и при свете солнца. И на пристани она с трудом удержалась, чтобы не вцепиться мерзавке в волосы сразу.

Лиза приготовилась увидеть чумазую, нечёсаную, свирепую бабищу в грязных шкурах, с гнилыми зубами и зловонным дыханием. И нисколько не смягчилась, когда Грай сошла на пристань, и страхи не оправдались. Напротив, пристойный наряд и кроткий вид ничуть не звероподобной девушки всколыхнули в душе Лизы такую болотную муть, такую волну злобы, которую она сама от себя не ожидала. Последней каплей стал лицемерный реверанс Грай. Обгорелые хорошо натаскали своего зверька, но явно недооценили Лизу Аррен. Её не провести ни богатым платьем, ни милой мордашкой, ни почтительным поклоном! Им её не облапошить! Она с удовольствием собственноручно затолкала бы Грай в темницу. Но ей не позволили…

И Лиза злилась на всех вокруг. На Бриенну Тарт, эту неблагодарную белобрысую дылду, которую она приютила в Орлином Гнезде, а та вдруг встала на сторону дикарки, зачем-то спустившейся со своих заснеженных гор. На выжившего из ума дядюшку Бриндена, не придумавшего ничего лучше, чем продать Роберта горцам, словно бушель овса. Злилась на Ройсов и Графтонов, оказавшихся рядом и ставших свидетелями её унижения, когда невинный, доверчивый Роберт, одураченный гнусными проходимцами, предпочёл матери Обгорелую девчонку, возомнившую себя леди. До дрожи в коленях ненавидела Анью Уэйнвуд, которая обращалась к Роберту «мой мальчик», тогда как сама Лиза робела его так называть.