Обе они в длинных черных юбках и кожаных шнуро­ванных ботинках. Из штата Массачусетс тетушки не выезжали лет сорок с гаком, но, несмотря на это, ни­сколько не робеют перед дальней дорогой. Как, впро­чем, и вообще ни перед чем. Они знают, чего хотят, и не стесняются заявить об этом, а потому не обращают внимания на хор возмущенных пассажиров и продол­жают давать водителю указания, как составить большой чемодан на край тротуара с сугубой осторожностью.

— Чем это он у вас набит? — шутливо осведомляется водитель. — Не кирпичами?

Тетушки не удостаивают его ответом; они презира­ют избитые шуточки, а поощрять из вежливости пу­стые разговоры считают излишним. Они становятся на углу у автобусной станции и подзывают такси; как только оно подъезжает, подробно инструктируют во­дителя, как доехать: семь миль до Развилки, дальше бу­дет торговый центр и пассаж, а потом нужно проехать китайский ресторан, кулинарию и кафе-мороженое, в котором трудилась этим летом Антония. Пахнет от те­тушек лавандой и серой — настораживающее сочета­ние; потому, возможно, когда они доезжают до дома Салли, водитель выходит открыть им дверь, и это при том, что они даже не подумали дать ему на чай. Тетуш­ки не одобряют обыкновения давать на чай и никогда не одобряли. Они считают, что платить нужно за рабо­ту, а работу — выполнять добросовестно. Для чего, если разобраться, они, собственно, и приехали сюда.

Салли предлагала, что заедет за ними на автобусную станцию, но тетушки об этом и слышать не хотели. Они прекрасно могут доехать сами. Они предпочитают до­бираться до места не спеша, что, кстати говоря, и дела­ют в данную минуту. Газоны пропитаны влагой, стоячий воздух, как всегда перед бурей, тяжел и неподвижен.

Над крышами, над дымовыми трубами нависла хмарь. Тетушки стоят у своих черных чемоданов на подъезд­ной дорожке к дому Салли, между «хондой» и «Олдсмобилем», принадлежавшем Джимми. Они за­крывают глаза, вбирая в себя дух новой местности. Вспорхнув на ветки тополей, за ними с интересом на­блюдают воробьи. Пауки ненадолго отрываются от плетения своей паутины. После полуночи пойдет дождь, в этом тетушки единодушны. Он будет хлестать сплошным потоком, изливаться на землю стеклянной рекой. Лить и лить, покуда весь мир, обратясь в сере­бро, не опрокинется вверх дном. Такое чувствуешь за­ранее, когда в костях у тебя ревматизм — или когда так долго живешь на свете, как тетушки.

А в доме тем временем сердце у Джиллиан трепыха­ется, как бывает, когда ждешь удара молнии. На ней потертые синие джинсы и черная бумажная рубашка; голова с утра нечесана. Она похожа на ребенка, кото­рый не желает наряжаться для гостей. Но гости все рав­но уже нагрянули, Джиллиан нутром чует их присут­ствие. Воздух до того уплотнился, что хоть режь его, словно шоколадный торт — высшего сорта, какие гото­вят без муки. Люстра на потолке в гостиной раскачива­ется на металлической цепи с легким стрекотом, вроде того, что издает детский волчок, когда его раскрутишь слишком быстро. Джиллиан отдергивает занавеску и выглядывает в окно.

— Господи помилуй! — говорит она. — Тетушки-то — вон они, на дорожке.

На улице воздух и того гуще, как суп-пюре, с желто­ватым сернистым привкусом, который для одних не лишен приятности, а у других не вызывает ничего, кроме отвращения; эти спешат захлопнуть все окна и включают на полную мощность кондиционер. К вече­ру ветер наберет такую силу, что подхватит, как перыш­ко, небольшую собачонку и снесет с качелей ребяти­шек, но пока дует лишь легкий ветерок. К дому рядом подъехала соседка Линда Беннет; она выходит из машины с пакетом продуктов и, подперев его бедром, машет тетушкам свободной рукой. Салли упоминала ей, что ждет в гости пожилых родственниц.

— За ними, правда, водятся странности, — преду­предила Салли соседку, но Линда видит двух симпатич­ных старушек, и только.

Следом с пассажирского сиденья сползает Линдина дочка — та, что звалась прежде Джесси, а теперь имену­ет себя Изабеллой, — и с таким видом, будто пахнуло тухлятиной, морщит нос, в котором пристрастилась с недавних пор носить три серебряных колечка.

— Это что за старые мымры? — спрашивает Лжеиза­белла у матери, поведя глазами в сторону тетушек, ко­торые стоят и рассматривают дом Салли.

Ее слова перелетают через газон и каждым своим гадким слогом стукаются оземь на дорожке у соседне­го дома. Тетушки поворачивают голову и меряют Иза­беллу серыми ясными глазами, отчего у той возникает в пальцах рук и ног совершенно незнакомое ощуще­ние, такое необычное и грозное, что она опрометью убегает в дом, залезает в постель и с головой укрывает­ся одеялом. Не одна минует неделя, пока эта барышня решится молвить матери или еще кому-нибудь дер­зость, да и то сперва подумает хорошенько, повернет фразу иначе и для верности присовокупит «пожалуй­ста» или «спасибо».

— Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобит­ся, пока вы здесь, — кричит тетушкам Линда и ни с то­го ни с сего приходит в замечательное настроение, ка­кого не испытывала годами. Салли, которая подошла и стала рядом с сестрой, стучит по стеклу, чтобы привлечь внимание тетушек. Тетушки поднимают глаза, смотрят и, разглядев по ту сторону окошка Салли с Джиллиан, машут им, как когда-то в бостонском аэропорту, когда встречали только что прилетевших девочек. Для Салли видеть те­тушек на дорожке к ее собственному дому — все равно, что наблюдать столкновение двух миров. Дождаться, что к ней наконец-то пожаловали тетушки, — событие столько же невероятное, как если бы рядом с «Олдсмобилем» упал метеорит или над самым газоном пролете­ла падучая звезда.

— Идем! - говорит Салли, дергая Джиллиан за ру­кав, но та, упираясь, мотает головой.

Джиллиан восемнадцать лет не виделась с тетушка­ми, и, хотя эти годы изменили их меньше, чем ее, она как-то не замечала прежде, какие они старые. До сих пор она всегда воспринимала их вместе, как единое це­лое, — теперь же обнаружилось, что тетушка Фрэнсис на добрых полголовы выше сестры, а тетушка Бриджет, которую они называли не иначе как «тетя Джет», ока­зывается, пухленькая, оживленная и смахивает на ку­рочку, выряженную в черную юбку и ботинки.

— Я не могу так сразу, — говорит Джиллиан. — Дай освоиться.

— Тогда уложись в две минуты, — советует ей Салли, выходя встречать гостей.

— Тетушки! — вопит Кайли, увидев, кто приехал.

Она зовет Антонию, и та несется кубарем вниз, пе­репрыгивая через две ступеньки. Сестры устремляются к открытой двери, но спохватываются, увидев, что Джиллиан все еще стоит у окна.

— Пошли с нами! — кричит ей Кайли.

— Идите, идите, — отзывается Джиллиан. — Я сейчас.

Кайли с Антонией выбегают на дорожку и налетают на тетушек. С писком и визгом тискают их и кружат, по­ка им всем хватает воздуху и сил. Когда Салли позвони­ла тетушкам и рассказала, какая у них проблема на зад­нем дворе, тетушки выслушали внимательно и обещали, что только наладят кормежку для старого Ворона — по­следнего из кошачьей компании, кто еще жив, — и сра­зу же садятся на автобус в штат Нью-Йорк. Тетушки всегда выполняли свои обещания и остались верны этой привычке. Они считают, что у всякой проблемы есть ре­шение, хотя итог, быть может, не обязательно получится тот, на какой надеешься или рассчитываешь сначала.