пределах предоставить убежище борцам за свободу из других стран, что способствовало возникновению транснационального гражданского общества; (3) расширение возможностей более богатых обществ предоставлять иностранцам хотя бы временное проживание.

Беженцы, отличавшие XIX век от других - во всяком случае, до 1860-х годов, - были не столько теми, кто прибывал анонимно в большом количестве , сколько теми, кто выделялся индивидуально, часто из благополучной и образованной среды. Волны революции порождали таких изгнанников: 60 тыс. лоялистов империи, которые в 1776 г. бежали из североамериканских колоний в Канаду и на Карибы; эмигранты 1789 г. и последующих лет, сохранившие верность Бурбонам; жертвы репрессий 1848-49 гг. после неудачных восстаний во многих регионах Европы. Швейцария, например, приняла после 1848 года 15 тыс. изгнанников, в основном немцев и итальянцев, а 4 тыс. немцев оказались в США. Карлсбадские декреты 1819 года и немецкий антисоциалистический закон 1878 года вызвали более мелкие волны. Важнейшим правовым водоразделом стала Июльская революция 1830 года, в результате которой право на политическое убежище, а значит, и защита от политически мотивированной экстрадиции, прочно укоренились в правовых системах Западной Европы, прежде всего Франции, Бельгии и Швейцарии. В ходе европейских революций 1848-49 гг. этот принцип нашел практическое применение. Он был связан с государственной поддержкой политических беженцев, а также с возможностью косвенного влияния на их поведение.

Связь между изгнанием и революцией очень сложна. В 1830 г. революция во Франции пробудила в других народах надежды на свободу, побудила их к восстанию и одновременно создала такие политические условия, что сама Франция стала желанным местом убежища. В 1831 г., после провала Ноябрьской революции 1830 г. в Польском королевстве, большая часть польской политической элиты - около девяти тысяч человек, более двух третей из которых составляли представители (весьма многочисленной) польской шляхты, - с триумфом проследовала через Германию во Францию. Великая эмиграция, большинство участников которой осели в Париже, унесла с собой за границу культурное творчество и политическую инициативу. Ее стали рассматривать как "метафизическую миссию", жертвенные носители которой представляли всех угнетенных Европы. Для того чтобы занять наиболее непокорные элементы среди революционных беженцев, французское правительство в 1831 г. основало Иностранный легион.

Никогда еще в XIX веке так много политики не велось из эмиграции. Князь Адам Чарторыйский в Париже, "некоронованный король Польши", которого в народе называли "единоличной великой державой", организовал общеевропейскую агитацию против царя Николая I и пытался склонить своих разрозненных соотечественников к общей стратегии и целям. Александр Герцен, Джузеппе Мадзини и изгнанник Джузеппе Гарибальди также действовали из-за границы. Греческое восстание против османского владычества было спланировано изгнанниками. В то же время Османская империя была не только оплотом деспотизма, но и сама могла стать убежищем для побежденных борцов за свободу. В 1849 году, после того как царская интервенция помогла подавить движение за независимость Венгрии, Лайош Кошут и тысячи его сторонников нашли убежище в султанских владениях. Британские и французские дипломаты укрепили решимость Возвышенной Порты отклонить российские запросы об экстрадиции, ссылаясь на обычную практику "цивилизованного мира" (в который, в виде исключения, они готовы были включить и Стамбул).

В конце столетия деятельность изгнанников подорвала и азиатские империи, что ранее случалось редко. В случае с Китаем оставшиеся в XVII веке сторонники династии Мин не знали, как создать оперативную базу за пределами страны, как и остатки тайпинской революции 1850-64 годов не задерживались за рубежом. В XIX веке Османская империя подвергалась резкой критике со стороны турецких изгнанников, но поначалу лишь со стороны отдельных диссидентов. Еще до того, как в 1878 г. султан Абдулхамид II перешел к самодержавному правлению, критически настроенные представители интеллигенции, такие как поэт и журналист Намык Кемаль, были отправлены в ссылку, как внутреннюю (например, на Кипр), так и внешнюю. В начале 1890-х годов в Париже сформировалось оппозиционное движение под названием "Молодые турки", направленное против Абдулхамида. Его работа с группами заговорщиков внутри армии в конечном итоге подготовила почву для младотурецкой революции 1908 года. Армянская революционно-националистическая организация с 1880-х годов работала из Женевы и Тифлиса. Ориентированные на Запад противники династии Цин в Китае имели то преимущество, что могли готовить свои революционные операции непосредственно на пороге империи. В 1895 году лидер революции Сунь Ятсен и его последователи обосновались в колонии британской короны Гонконге, а затем жили в заморских китайских общинах в США и Японии. В 1890-х годах Токио на несколько десятилетий стал центром различных и взаимосвязанных сетей политических активистов-эмигрантов из нескольких стран Азии.

Еще одной базой для реализации планов и операций против режима служило Международное поселение в Шанхае, находившееся под международным (читай - западным) контролем. Когда в 1898 г. молодой и политически слабый император Гуансюй решился поддержать попытку конституционной реформы ("Реформа ста дней"), но потерпел поражение от своей тетки, консервативной вдовствующей императрицы Цыси, лидеры движения нашли убежище за границей под защитой Великобритании. Самый значительный из них, Кан Ювэй, написал в Дарджилинге "Датуншу" ("Книгу великого единства"), один из главных текстов утопической мировой литературы. В Америке тоже есть примеры движения изгнанников, сумевших вытеснить стабильный режим. Падение престарелого диктатора Порфирио Диаса, правившего Мексикой с 1876 года, было организовано из Сан-Антонио в Техасе, где в 1910 году собрал своих сторонников его главный противник Франсиско Мадеро. Все эти люди и движения извлекали выгоду из разрыва либерализма, не становясь напрямую инструментами вмешательства великих держав.

Изгнание обеспечивало определенную безопасность (но не полную защиту) от приспешников атакуемого режима, позволяло сформировать артикулированные круги интеллектуалов, понимающих возможности использования современных средств массовой информации, а также открывало двери для частных симпатизантов и финансовых спонсоров. Во всех этих отношениях эмигрантская политика была "современной", она основывалась на появлении передовых методов коммуникации и глобальной публичной сферы. Возможности для активных изгнанников, недовольных жизнью на обочине, были сосредоточены в небольшом количестве мест. Если после Французской революции эмигранты сначала собирались в Кобленце, то в XIX веке основными базами эмигрантской политики стали Лондон, Париж, Цюрих, Женева и Брюссель, а затем. Оглядываясь назад, сегодня поражаешься той свободе, которой пользовались многие политические деятели в изгнании, несмотря на усиление слежки со стороны властей (например, во Франции). В Великобритании на протяжении всего XIX века ни один политический беженец с континента не был лишен возможности въехать в страну или впоследствии депортирован. Никто не считал, что на Карла Маркса в Лондоне или Генриха Гейне в Париже должен быть наложен запрет. Договоров об экстрадиции с другими странами не существовало. Просьбы о возбуждении судебного преследования противников режима, проживающих в Лондоне, неизменно отклонялись, а иногда и вовсе