— Я не знала, что солнце встает так рано! — призналась Дакота.

— Ты не видела самого красивого в природе; ради этого стоит не поспать пару часов! — Грэнни указала ей в окно на розовую полоску зари над полями и сноп золотых лучей, пробивавшихся на еще бледном сумеречном небе.

Дакота смотрела во все глаза на это завораживающее зрелище.

— Твоя мама сказала, ты хочешь знать, откуда твои корни.

— Да, хочу знать, откуда я.

— Ты права. Для тех, кто родился в Америке, это очень важно — знать, откуда ты, кто твои предки, — кивнула Грэн, продолжая смотреть на восходящее солнце. — Но теперь ты можешь видеть все это — землю и людей, которые когда-то были твоим народом.

— Но я совсем не похожа ни на них, ни на тебя, Грэн.

— Только внешне, милая, в душе же все наоборот.

После завтрака они отправились в сад. Грэнни осмотрела и привела в порядок лужайку и большую цветочную клумбу, где росли ирисы, клематисы и очень редкие синие маки — они как раз зацветали в это время года. С другой стороны находились грядки с овощами и ягодные кусты. Морковка уже выросла, и по просьбе Дакоты для ее кексов Грэн выкопала три штучки. А дальше, за очень старой крепкой каменной оградой, начинались поля — в ярком солнечном свете, под чистым голубым небом они казались бесконечными. Ограду вокруг дома, сказала Грэн, сложил ее муж Том Уолкер, семья которого жила на этой земле с незапамятных времен, и все поколения были фермерами. Еще совсем молоденькой девушкой она познакомилась с ним и вышла замуж. Их брак оказался по-настоящему счастливым. Грэнни рассказала Дакоте, что всю жизнь они любили друг друга так же сильно, как и в молодости.

— Но потом началась война, и он не вернулся, — добавила она печально. Воспоминания об этой утрате до сих пор причиняли ей боль, хотя прошло уже много десятков лет. — Ферма перешла к моему старшему сыну, но он женился и уехал; тогда она досталась младшему, твоему деду, но он тоже женился и переехал в Пенсильванию. С тех пор он живет в Америке, и мы с ним уже давно не виделись.

— Значит, мама никогда не видела своего дедушку?

— Она не видела его, Дакота, но она знала о нем от меня. Пусть они никогда не встречались, зато он всегда был для нее живым и реальным.

Дакота наклонила голову к плечу и задумалась.

— И я тоже не видела никого из Уолкеров… — проговорила она медленно, словно обращаясь к самой себе. — Но я ведь тоже знаю их…

— Конечно, знаешь; в глубине твоего сердца они все живы, поскольку вы с ними — единое целое.

— Грэн?

— Да?

— Мне кажется, ты знаешь очень много интересного.

— Возможно; и если ты захочешь, я тебе все это расскажу.

Дакота уже переоделась и сняла пижаму, а Грэн все еще оставалась в своем старом зеленом кардигане. В таком виде они и пришли к постели Джорджии.

— Боже мой, вы вдвоем пекли маффины? — спросила Джорджия.

— Да. И наблюдали восход солнца, а еще мы пропололи гладиолусы и немного прибрались в доме. И разобрали шерсть.

— Мы все делали очень тихо, чтобы ты и еще одна наша гостья не проснулись, — добавила Грэн, — но, по-моему, теперь пора вас поднимать.

— Так что мы решили тебя разбудить, мам, вставай и одевайся. Грэн обещала научить меня вязать настоящие кельтские узоры.

— Значит, у меня совсем нет шансов получить завтрак в постель?

— Есть, но очень незначительные, — отозвалась Грэн, — поэтому лучше на них не рассчитывать.

Джорджия рассмеялась и вскочила с постели. Дакота захлопала в ладоши, а Грэн удовлетворенно кивнула и вышла из комнаты. Но как только дверь за ними закрылась, Джорджия свалилась обратно в постель, несмотря на отчаянные голодные позывы желудка. По нью-йоркскому времени сейчас только пять утра! Разве можно чувствовать себя выспавшейся в такую рань?! Ей так хотелось побыть одной, полежать в уютной постели и просто подумать обо всем случившемся за последнее время — о Джеймсе и Кэт, о бегстве Дакоты, о посетительницах своего клуба и новых друзьях. Весеннее солнце и свежий воздух как раз располагали к этому. Разве ее жизнь не изменилась самым неожиданным образом с тех пор, как в ее магазине появилась Кэт и пригласила их с Джеймсом на свой банкет? Но как глупо она попалась на очередную приманку, как сильны еще ее иллюзии, если она опять позволила Джеймсу поцеловать себя и слушала его лживые обещания! Может, и то доверие, которое у нее возникло к Кэт, тоже ошибка?

Но не слишком ли она злопамятна? Конечно, она не доверяла Джеймсу, до самого последнего момента подозревала его в том, что он мог отнять у нее дочь, но она была не такой наивной и неопытной девушкой, которая когда-то влюбилась в него. Теперь она способна была трезво оценивать людей.

Не стоило опасаться Джеймса: пусть он вернулся к ним, но все изменилось. Ей следовало наконец быть более искренней с самой собой.

Нужно перестать бояться. Набраться смелости и распечатать те два его письма. Она хранила их в закрытой коробке столько лет, и теперь они уже не опасны. Нельзя же так и не узнать, что в них! А что, если Джеймс ждал на них ответа, но так и не дождался? Когда-то эта мысль радовала ее и укрепляла в стремлении отомстить ему, но ситуация изменилась.

Все равно настал бы день, когда она их открыла.

Перед тем как уезжать, Джорджия опять достала коробку и начала перебирать старые бумаги и дневники. Больше всего ее беспокоили те два письма, похожие на запретный плод, к которому она не отваживалась прикоснуться.

Ей нравилось брать письма в руки и гладить пальцами бумажные конверты, но открывать их Джорджия не торопилась. Пора заставить себя сделать это.

Ей нужно знать правду. Пришел срок, когда она могла себе это позволить.

Джорджия пробежалась босыми ногами по полу и подошла к сумке, она еще не разобрала ее со вчерашнего вечера, даже не достала белье. Там, в глубине, были спрятаны и оба письма, где-то на самом дне, под одеждой, завернутые в пакет и перевязанные ленточкой; и если она не выбросила их за двенадцать лет, то, видимо, они все-таки много значили для нее.

Она быстро перерыла все вещи в сумке — пижамы, трусы, майки, рубашки — и наконец вытащила свои любимые джинсы. Она не ошиблась: конверты забились в них и теперь выпали на пол. Джорджия подняла их, помедлила и затем в каком-то оцепенении распечатала конверты с парижским штемпелем.

Джорджия!

Я даже не знаю, как начать. Я был не прав, сделал ошибку. Я ужасно дурно поступил. Не знаю, почему так получилось, но очень сожалею об этом. Я ушел с прежней работы и больше не общаюсь с этой женщиной, моим боссом. Работаю теперь в Париже, здесь много хороших заказов. Может быть, мне стоит начать все сначала? Или нам стоит попробовать снова быть вместе? Я действительно люблю тебя. Думаю только о тебе. Рядом с тобой я был счастлив. Можешь ли ты доверять мне, как раньше? Понимаю, это глупый вопрос… но ты нужна мне, нужна…