– Не троньте Бенджамина, – попросил Северин. – Вы недовольны мною, отец. Не троньте его!

Хэйзел должна была что-нибудь сделать. Должна была помешать причинять Бену боль.

– Это была я, – сказала Хэйзел. – Я освободила Северина. Так что оставьте Бена в покое. Я сделала это, и сделала это сама.

– Ты? – Ольховый король встал, глаза его пылали. – Ты, которая пришла к нашему священному боярышнику и попросила помощи? Разве не ты отдала семь лет своей жизни добровольно, даже с охотой? Я мог бы взять их любым способом, каким только пожелал, но я не был жесток. Я дал тебе не только то, чего ты просила, но и то, о чем ты никогда не осмелилась бы попросить. Когда ты пришла ко мне, то была ребенком одиннадцати лет. Мы забирали тебя из кровати, и ты летала по небу на камышах и крестовнике. Мы научили тебя владеть мечом и держать удар. Мы обучили тебя скакать на наших быстроногих конях, словно ты сам Тэм Лин. Какая-то часть тебя вспомнила это. Вспомнила ветер, треплющий волосы, и вой ночного неба. Вспомнила уроки изысканных манер. Вспомнила смех, когда ты гнала по шоссе девушку из Фэйрфолда, шаги других рыцарей за спиной и свою лошадь, опередившую их…

– Нет. Это ложь. Я этого не делала, – возразила Хэйзел, стараясь унять дрожь в голосе.

Но феи не врали – не могли врать. Значит, хотя бы отчасти это было правдой. Она подумала о своем сне, в котором мучила семью и смеялась, когда они обернулись в камни. Как сильно она менялась, находясь у него на службе? Насколько могла доверять себе другой?

– Я претворил твои мечты в жизнь, – Ольховый король с улыбкой развел руки в стороны. – И если у волшебных даров есть шипы, ты достаточно знала нашу природу, чтобы этого ожидать. Поэтому расскажи, кто научил тебя, как освободить моего сына? Кто дал Верное сердце? И где мой меч?

– Я не знаю, – ответила Хэйзел, запаниковав, потому что правда не знала, где меч – но у Ольхового короля имелось достаточно причин ей не верить.

Тот поманил Костяную Деву, и она подошла к трону, волоча за собой тонкий зазубренный клинок. На лезвии виднелась то ли ржавчина, то ли кровь.

– Смертные рождены лжецами, – покачал головой Ольховый король. – Это единственный исключительный талант, которым вы обладаете.

Хэйзел сглотнула и собралась. Она позволила себе испугаться и упустить момент, но старалась об этом не думать. Пора включить инстинкты. Она надеялась, что выглядит достаточно ошеломленной. Нужно, чтобы Костяная Дева посчитала, будто девушка настолько слаба, что позволит подвергнуть себя пыткам, будет кричать и плакать и не окажет никакого сопротивления. Только когда существо подошло достаточно близко, чтобы Хэйзел почуяла исходящий от него запах сосновых иголок и увидела странный блеск рубиновых глаз, девушка ринулась на ржавый клинок.

Она порезала руку, хватаясь за лезвие, но все же выдернула его из ведьминых когтей и вонзила той в горло. Хлынула черная кровь. Крючковатые пальцы принялись скрести по шее, но глаза уже потускнели.

Один из рыцарей схватил Бена и заломил ему руки за спину, уже не обращая внимания на пальцы. Бен взвыл от боли.

Еще три рыцаря окружили Хэйзел, опасливо глядя на тонкий ржавый меч.

Она встала в низкую стойку, наблюдая за ними.

– Нет, – сказал Ольховый король. – Оставьте ее. Видишь ли, сэр Хэйзел, пока твой брат у меня, именно моя рука держит нож.

– Похоже, ваша рука не тверда, – заметила девушка, когда ведьмино тело в последний раз дернулось и затихло. Победа и насилие опьянили Хэйзел. Она чувствовала себя своей самой опасной половиной – той, что шла по фэйрфолдским лесам и верила, будто была их защитницей. Толпа придворных безмолвствовала. Она принесла смерть этим бессмертным созданиям, и они глядели на нее широко раскрытыми глазами.

– А сейчас, Хэйзел, – Ольховый король говорил, будто давал урок неразумному ребенку, – я хочу, чтобы ты прочитала стишок, призывающий чудовище из самого сердца леса. Мою дражайшую дочь. Ты ведь его знаешь? Читай, или твоему брату выпустят кишки.

Мгновение Хэйзел колебалась, сознавая, в какую ловушку они попали.

– Хорошо, – выдавила она, глубоко вздохнув. Распевный тон заклинания напомнил ей о прыгалках, прикосновении босых ног к горячему асфальту и постоянном искушении произнести последнее слово. – В темной чаще ведьма есть. Она может тебя съесть. Обглодает твой скелет – вот ты был, а вот уж нет. Непослушный и плохой, не вернешься ты… домой.

Хэйзел почувствовала пульсацию магии, легкий ветерок, дующий сквозь пустой холм, – а затем прикосновение холода.

Скорбь явилась. И если Ольховый король действительно подчинил ее своей воле, им всем пришел конец.

Ольховый король кивнул:

– Очень хорошо. А теперь давай посмотрим, на что еще ты способна. Порежь себе руку, или мой рыцарь срежет твоему брату лицо. Видишь, как ты спешишь повиноваться? Давай же, поторопись.

Хэйзел дрожащими пальцами завернула рукав рубашки, подняла кривой клинок Костяной Девы и приставила к коже. Затем начала вдавливать острие, пока руку не пронзила ослепительная боль, и по кисти, капая на каменный пол, не потекла тонкая струйка крови.

Улыбка, расцветшая на лице Ольхового короля, была ужасна.

– Хэйзел, стой! – закричал Бен. – Не волнуйся за меня…

– Достаточно, отец! – властно крикнул Северин. – Верное сердце не у нее.

– Она лжет, – возразил Ольховый король. – Все смертные – лжецы.

– Хэйзел защищает меня, – объявил Джек, выходя из толпы других придворных. Его глаза пылали серебром, голова была высоко поднята.

Иоланта потянулась к сыну, но тот от нее отмахнулся. Придворные, стоявшие вокруг, смолкли. Джек подошел к трону Ольхового короля и замысловато поклонился. Хэйзел понятия не имела, что он так умеет.

– Я втайне замыслил предать вас. Отпустите Хэйзел. Отпустите ее и накажите меня.

– Нет! – воскликнула его мать. – Ты поклялся! Поклялся не вредить ему!

– Джек? – нахмурившись, пробормотала Хэйзел.

Она чувствовала легкость: может быть, из-за того, что по руке стекала кровь. На мгновение она задумалась, было ли это правдой или очередным еще не раскрытым секретом. А потом увидела вспышку паники на лице Джека и услышала дрожь в его голосе.

Он тянул время. Чтобы она разгадала головоломку по подсказкам, которые сама же себе и оставила.

Морковь. Железные прутья. Не забудь преклонить колено.

Что это значит? Фермер перехитрил боггарта, посадив морковку, растущую под землей. А потом посадил железные прутья.

Может, она закопала меч?

– Мальчик, играющий в смертного? – Ольховый король, прищурившись, изучал Джека. Потом прошествовал к трону, подметая мантией пол, и уселся: – И по каким же причинам ты противостоишь мне? Твое рождение доказывает предательство твоей матери, но ты все же здесь, живой и невредимый.