Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё-таки полковник Смирнитский поймал себя на мысли, что чувствовал облегчение, вернувшись обратно в Управление. Да и утро выдалось солнечным, бодрившим свежестью и радовавшим глаз игрой цвета. Анатолий Иванович наполовину приоткрыл окно, впуская утреннюю свежесть в кабинет.
В дверь постучались сразу же, не успел Смирнитский удобно устроиться в кресле. На пороге появился сотрудник в камуфляжной форме и с красной папкой в руках.
– Разрешите, товарищ полковник? – спросил он.
Смирнитский движением руки пригласил войти.
– Что у вас?
– Телеграмма из Москвы, срочная, – сотрудник ловко выудил из папки необходимый документ и передал его Смирнитскому.
Весь позитив утра таял, как мороженое в июльский полдень, по мере того, как Анатолий Иванович читал поступившую из 1 Службы ФСБ России срочную телеграмму.
– Спасибо, – недовольно буркнул Смирнитский уходящему сотруднику, столкнувшемуся в дверях с Максимом Доментьевым.
– В чём дело, Анатолий Иванович? – спросил он, проходя в кабинет. – Не радует возвращение к нормальным условиям работы?
Полковник ответил не сразу.
– Москва, будь она не ладна, – он показательно с пренебрежением отбросил телеграмму в сторону.
– Чем уже с утра насолила Москва? – улыбаясь, спросил Максим.
Смирнитский махнул рукой в сторону телеграммы.
– Смотри, – процедил он.
Доментьев поднял со стола документ, быстро пробежался по тексту.
– Преданный сотрудник? – удивленно пробормотал Максим, вопросительно глядя на полковника.
Смирнитский пожал плечами.
– Получается, да! – и откинулся на спинку кресла.
– Только что поступила, поэтому знаю не больше твоего, Максим. Если, конечно, ты не в курсе происходящего.
По выражению лица Доментьева Анатолий Иванович всё понял без слов.
– Ясно, – недовольно пробормотал он себе под нос, – вот, предписано встретить второго августа в аэропорту и включить в группу блокирования. А я даже не знаю, кто это такой и способен ли выполнить поставленные задачи. И это за неделю до проведения мероприятия. Что у вас там, в Центре, творится? Какой головой вообще думают генералы, давая такие указания?
Доментьев знал не больше Смирнитского, однако эта новость его также не радовала.
– Ладно, Анатолий Иванович, – Максим попробовал как-то сгладить недовольство, – раздражаться сейчас нет смысла. Встретим его, а дальше посмотрим.
Смирнитский смерил Доментьева взглядом, выражавшим негодование.
– Максим! – жестко ответил он. – Этот сукин сын Гагкаев – не рябчик, а мы не на увеселительную охоту выезжаем. Он убил двух сотрудников, просто перерезав им глотки, и глазом при этом не моргнул. Каждый, кто задействован в операции, имеет счёты с ним. И всё, что я хочу, так это увидеть труп Сулимана. И никакие всезнайки-сотрудники из Центра, которые вечно лезут учить, как надо работать и что делать, мне тут не нужны.
Максим понимал, что Смирнитский прав.
с. Даттах, спустя сутки
Амир посмотрел на часы, которые каждое утро синхронизировал с точностью до секунды по интернету. Поравнявшись с минутной и часовой стрелкой на отметке «12», секундная стрелка на мгновение задержалась, а затем продолжила движение дальше.
«Пора», – вздохнул Амир и достал мобильный из внутреннего кармана, ожидая сообщения.
Он сидел за столом у себя в комнате, когда телефон «тренькнул» стандартной мелодией, оповестив, что пришло смс-сообщение, открыв которое, он прочитал только одно слово «Август».
Амир быстро напечатал ответное сообщение «Прошу подтверждения» и нажал на кнопку отправки.
Секундой спустя, пришло новое смс: «Подтверждаем».
«Чем обусловлено?» – спросил Амир.
«Угроза совершения серии ДТА», – тренькнул сообщением телефон.
Сулиман говорил, что «Араб» призывает совершать теракты в российских городах. И ведь он сам докладывал об этом на предыдущих сеансах связи, но совсем не мог предположить, что руководство примет решение о специальной операции так скоро.
«Угроза не подтверждена», – написал он в надежде, что решение о спецоперации по ликвидации Гагкаева будет пересмотрена.
Телефон тренькнул.
Помедлив несколько секунд, Амир открыл сообщение и прочел: «Угроза расценивается как реальная».
Глупо надеяться, что решение будет пересмотрено.
Амир посмотрел на часы: время сеанса связи подходило к концу.
«Мои задачи?» – спросил он.
«Араб – приоритет!» – говорилось в последнем сообщении.
Амир убрал телефон обратно в карман и вышел во двор.
– Плохие новости? – встретила его неожиданным вопросом Макка.
Амир не ответил. После убийства Ислама Амир больше так и не говорил с Маккой, всячески стараясь уходить от любого общения. Но в этот раз судьба этому свершиться не позволила.
– Ты казнишь себя, Амир, – серьёзно и в тоже время как-то по-доброму сказала Макка, – это не твоя вина. Ты забываешь, что у нас, все случается так, как желает Всевышний. И мы принимаем это с благодарностью.
– У нас тоже, – вздохнул Амир, – на все воля Божья.
– Это верно, только мы, в отличие от вас, умеем принимать это, Амир. Я не виню тебя за содеянное, хотя сердце тоскует по сыну. А если не виню я, то и ты не терзай себя.
– Хорошо, мама, – ответил Амир, чувствуя, как с души свалился камень, – не буду.
– Молодец, Амир, – сказала Макка, заходя в дом, – твои поступки должны быть взвешены и решительны, ведь ты дал клятву служить Родине. И какие бы препятствия не вставали на пути, у тебя нет иного права, кроме права оставаться собой. – И уже переступив порог, добавила, – и не забудь предупредить Зулю.
– О чем предупредить? – спросил выходивший в этот момент из дома Сулиман.
– Амир знает, – за него ответила Макка, закрывая дверь.
– И что ты знаешь, Амир? – обратился к нему Сулиман.
* * *
– Зуля, – Амир старался говорить жёстко, хотя голос дрожал, а он всеми силами старался не показывать этого, – просто поверь мне, что вы с мамой должны уехать из аула.
Глядя на него испуганными глазами, она искренне не понимала, почему должна оставить родной аул, бросить дом и куда-то бежать, спасаясь от непонятной, но как говорил Амир, реальной угрозы.
– Но почему? – бросать возлюбленного она не хотела.
– Потому что так надо, Зуля, – настаивал Амир, – поверь мне.
– Но если, как ты говоришь, нам грозит опасность, тогда я хочу остаться рядом с тобой. Это Аллах посылает испытание нашей любви.