Я прыгнула. Не легла, осторожничать было некогда, рядом со мной свалился Ару, и вместе мы, обгоняя друг друга, понеслись, обдирая спины. Мокрая земля скользила лучше, чем сухая, камни били больнее, ливень смывал с меня кровь и грязь. Будто перерождение — или омовение, мрачно успела подумать я до того, как Ару, скатившийся в силу веса быстрее, рывком поднял меня на ноги.

— Бежим!

Ару бросился вперед, размахивая ружьем, как я понимала, уже бесполезным. Я пихнула в спины Мишель и Симона и побежала за ними, держа в поле зрения всех. Из меня сыпались плохо спрятанные драгоценности — кому-то здорово повезет откопать их когда-нибудь здесь, в руинах.

Снова выстрел, а следом взрыв. И даже кричать было без толку — не услышат, я подавилась воздухом, волна сшибла меня с ног и как мячики раскидала всех остальных, прошла над нами, накрыв одеялом из крошева. Я подняла голову — на ногах устоял один Ару, наученный опытом, он успел отскочить за крупный камень, и теперь, отбросив ненужное ружье, выдергивал детей из-под упавших женщин. Люсьена, впрочем, свалилась не на живот. Жажда наживы, жадность творят чудеса, Люсьена ценой своей жизни готова спасать малыша, чтобы продать его и забыть о его существовании.

— Целы! — крикнул Ару, и я ему не слишком поверила. — Бежим, бежим!

Нам нужно взобраться выше, Ару вел нас туда, откуда он спускался вместе с Рошем, доктором и Мижану. Из четверых в живых остался только один, и я сказала себе — нет никаких знаков судьбы. Тут же я споткнулась, едва не упала и мысленно дала себе оплеуху: смотреть лучше под ноги и по сторонам.

Нас нагнал грохот нового выстрела. Я цеплялась за траву на склоне и выше уже видела дрянную лестницу. Ливень размыл ее совершенно, я ясно различала, как расходятся вместе с глиной плохо пригнанные деревянные ступени, поток грязи льется прямо на нас, но Ару упорно гнал нас наверх, то и дело оглядываясь в сторону моря.

— Куда? — завопила я, когда Анаис, попытавшаяся уцепиться за лестницу, оступилась и съехала на коленях вниз. Ее подхватил Фуко. — Мы не сможем подняться!

Мне очень не нравится, что снова льет дождь и я карабкаюсь куда-то, хватаясь за скользкие камни. Никаких ассоциаций. Никаких. И придержала за плечо ревущую от испуга Мишель.

— Все сюда! — рявкнул Ару, он смог пристроить на лестницу Анаис и пытался забросить туда же Люсьену — метр до крайней, держащейся еще кое-как ступени. Ерунда для меня прежней, непреодолимое препятствие сейчас. — Сюда! Быстро!

Какого черта мы пытаемся забраться на холм там, где вся конструкция на соплях держится? Можно идти вперед по склону. Дольше, но никто не спешит, особенно на тот свет.

— Не смотрите назад! Не смотрите вниз! Лезьте выше! — надрывался Ару.

Вот это он зря — подсказал им, чего делать не следует. Анаис схватилась за остатки поручня, и он обломился под ее весом, но Анаис удержалась. За ней лезла Люсьена, прижимая ребенка. Жизель все еще возилась, пытаясь намотать слинг.

Я подскочила к ней, затянула концы пеленки на талии, после — на шее, пнула ее вперед и только тогда обернулась.

Они смотрели на нас — последние выжившие. Так в детских книжках рисуют стаю волков: полукругом сидят, ждут, пока жертва полностью обессилит и свалится с дерева, готовая к употреблению. Немного — особей десять, одиннадцать, вон еще один, и еще… пятнадцать, с лихвой на нас хватит.

Самый крупный канвар взревел и протянул вперед руку. Хари у канваров были недовольные, они начинали понемногу примерзать, но дойдет ли до них, что им давно пора закоченеть, когда рядом приятная и легкая добыча, на которой так замечательно выместить злобу?

Прошлая атака на крепость, удачная поначалу, пока матросы не подняли хай, была свежа в канварьей недолгой памяти. Они и на нас наступали тихо, выставив вперед руки — лапы? — как зомби в дрянном кино. Я быстро бросила взгляд на лестницу — кажется, все-таки все забрались, Ару ждал только меня.

— Валер!..

Канвары поднимаются по откосу, метров пятьдесят у меня есть в запасе. Я кинулась к лестнице, успев увернуться от пролетевшей сверху гнилой доски.

— Лезь, — сурово приказал мне Ару. — Давай лезь. Меня эта лестница все равно не выдержит.

Последний шанс? Я неожиданно для себя обняла его крепко, насколько хватило сил. От Ару пахло порохом, подземельем и тонной дерьма, и я смирилась, что эти запахи останутся со мной вечно.

— Прощай, — прошептала я, зная, что он не слышит. И, не дожидаясь ответных слов, подпрыгнула, стремясь ухватиться за лестницу.

Я старалась подтянуться на слабых руках, проклинала немощный век и не годных ни к чему его жителей. Перекладина выскальзывала, я почувствовала, как сильные руки подхватили меня и закинули выше, я вцепилась в деревяшку и поняла, что она не держится ни на чем и я падаю.

Размокшая земля встретила меня как мать родная, и как огромное количество матерей, которые вечно хотят «как лучше», окатила грязью с ног до головы. Я вскочила, готовая умереть, раз так сталось, и сперва меня сбили с ног, а потом опять земля задрожала.

— Лежи, — разобрала я слова Ару. — Они снова стреляют.

— Какого черта они стреляют по нам? — завопила я. — Кто это?

Грохнул залп из сотен орудий, над головой моей зачпокали пули. Я вжалась в землю, прикрытая телом Ару, и в ушах стоял противный вопль старухи. Канвары орали, пробивая истерический старческий визг, и еще, как мне показалось, я слышала человека.

— Ты живой? — спросила я, замирая от страха, когда на мгновение все затихло. Ару не ответил, но несильно двинул меня по башке. Удивительная у людей здесь забота, и странно, что ее в неизменном виде сквозь эпохи протащили в покинутый мной двадцать первый диджитал-век. Бью ради твоего же блага, а пора бы и научиться словам.

Еще залп, еще, и последнее — стон канвара и ружейный выстрел. И тишина. Ару подождал, слез с меня, я, отряхиваясь как собака, поднялась на четвереньки. Живая, и Ару тоже жив. Повезло. Повезло, что те, кто нас спас, нас не убили. Потрясающе повезло. Как бы к черту такое спасение.

— Где наши? — хекнула я. Рот забился грязью, я подавила рвотный рефлекс и вытащила склизкий лист, задрала голову — никого. И вокруг, сколько я